- Я не считаю людей кем-то низшего сорта, - выдавил он, сам себе не веря.
- Еще как считаешь.
- И меня вовсе не оскорбляет ваше существование! – куда увереннее заявил парень, и добавил прежде, чем я успела что-то возразить: - И, если бы я хотел вырезать всех людей, давно бы это сделал! С чего ты взяла, что он вставал передо мной на колени?
- Потому что он сам мне рассказал, как ты заставил его молить тебя подписать мирный договор.
- Он… рассказал? – поразился Шэмиан.
Его глаза широко распахнулись, а дыхание сбилось, словно изумление оказалось слишком велико.
- Да, - холодно кивнула я. - И я хочу увидеть этот договор. Покажи мне его.
Моя миссия примирить Шэмиана с Алнийром с треском провалилась – благодаря мне, несдержанной и совершенно недипломатичной. Я должна была подобрать другие слова, не обвинять Шэмиана, а заставить его понять, что нет причин для вражды. А теперь он наверняка зол на меня за все эти обвинения, и я не удивлюсь, если он просто выставит меня из дворца, отмахнувшись от собственного обещания. Только что он довольно красноречиво продемонстрировал, насколько верен своему слову. Правда, в результате все-таки сдержал… но он – правитель, и кто посмеет упрекнуть его в чем-либо? Особенно - его подданные, если он избавит их от моего присутствия.
Однако провал в одном деле вовсе не означал, что не стоит попытаться удовлетворить собственное любопытство. В Тимариссе мне не довелось взглянуть на текст договора, так почему бы не воспользоваться возможностью и не посмотреть на него в Атириссе? Тем более, что терять уже нечего.
- Я никогда не смотрел на тебя, как на ничтожество.
- Очередная ложь.
Шэмиан поджал губы, махнул рукой – и прямо передо мной материализовались скрепленные между собой листы бумаги, исписанные ровным каллиграфическим почерком. Я узнала почерк – так писал Шэмиан. Договор! Опасаясь, что Правитель заставит договор исчезнуть так же внезапно, как тот появился, я вцепилась в него, углубившись в чтение. Меня интересовала вполне конкретная цифра, которая должна быть прописана в договоре, но по мере чтения, у меня просто волосы вставали дыбом. Требования Шэмиана были ужасающими. Размер контрибуции – как Алнийру удалось собрать столько платов?! Больше, чем весь годовой доход Западного Атириона сейчас. Чтобы выплатить такую сумму, Алнийру пришлось отдать буквально все, поставив людей далеко за грань нищеты. И ежегодная дань… Я и помыслить не могла, сколько отдает побежденный народ победителю. Едва не две трети своего дохода. Ничего удивительного, что Алнийр так беспокоится о каждом плате. Любое снижение дохода – и люди снова окажутся на грани нищеты. И это – только платы. Этот унизительный договор лишал людей самоуважения, действительно превращая их в кого-то второго сорта, делая их совершенно бесправными в присутствии любого атирия. Ничего удивительного, что при дворе Тимарисса не умолкали разговоры о войне.
Даже хорошо, что сообщение между двумя странами прекратилось. Вздумай атирии пользоваться своими привилегиями, люди бы долго не продержались. Никакая жажда мира не могла смирить попранную гордость, и рано или поздно люди бы сами дали повод к новой войне, нарушив договор.
Мне стало больно при мысли, что чувствовал юный Алнийр, подписывая такой договор. Не представляю, чего ему стоило опуститься на колени перед бывшим другом и просить его подписать эту мерзость. Ничего удивительного, что он сам себя презирает, хотя не заслуживает ни капли презрения.
Я подняла глаза на Шэмиана.
Самодовольный напыщенный мальчишка, хорошо устроившийся за чужой счет, забывший о детской дружбе в угоду собственной гордыне, тешивший свое самолюбие титулом властелина мира, пока другие как проклятые пахали, пытаясь выжить и сохранить этот унизительный для людей мир. Давняя, почти забытая ненависть к мучителю и садисту Боссу темной волной поднялась у меня в груди, и я швырнула в Шэмиана договором:
- Ты – чудовище, - тихо и безо всяких эмоций сказала я, констатируя факт, а не обвиняя.
И вышла, буквально пулей вылетела из его кабинета, чтобы не разреветься перед ним, оплакивая несчастную судьбу своего названного брата, столкнувшегося с этой чудовищной несправедливостью, с обрушившейся на его народ бедой, вынужденного взвалить на себя непомерную ответственность и долгие десять лет спасавшего людей от войны. Я не хотела, чтобы Шэмиан видел, как я плачу. И без того я слишком много пролила из-за него слез.