Никто и не тревожился. По крайней мере, мне так казалось, пока, наконец, Кибеан не выдержал.
- Я отправляюсь на поиски Шэмиана, - заявил он однажды утром, объявляясь на пороге кабинета, где я помогала Дайлен с делами столицы. - Не дело это – столь долгое отсутствие Правителя. Тем более, что никто не знает, где он.
- Но ведь с ним ничего плохого не может случиться, верно? – как ни пыталась я убедить себя, что мне нет дела до этого атирия, но с каждым днем тревога за него росла.
- Его ведь защищает волшебство рода, - подтвердила Дайлен.
Кибеан отвел взгляд:
- Боюсь, это спорно. Поэтому и иду искать этого беспокойного мальчишку, как бы не случилось с ним чего.
- Спорно? – переглянулись мы с атирией.
Но Кибеан в лучших традициях волшебников лишь глубокомысленно промолчал. Отговаривать мы его не пытались, хотя его отъезд сулил мне тяжелые времена. В его отсутствие Собрание переходило в полное подчинение Идаррен, которая активно настраивала всех против меня, и даже Дайлен была бессильна помешать высокородной атирии. Главу Собрания уважали и боялись, даже Шэмиан предпочитал с ней не конфликтовать. Только Кибеан мог уверенно возражать этой страшной женщине, поэтому сложно описать, насколько огорчило меня его решение.
А с другой стороны, Кибеан единственный, кому под силу разыскать Шэмиана, если тот действительно попал в беду.
И волшебник уехал. А через два дня после его отъезда во дворец пришло известие, что Правитель возвращается.
Мне тревожно. Шэмиан возвращается один, без Кибеана. Конечно, волшебник не мог не услышать столь громкую весть, и, возможно, во дворец они вернутся одновременно. Но все же на душе неспокойно, какое-то подозрительное совпадение – Кибеан уехал, зато возвращается Правитель. Никаких оснований для подозрений у меня нет, да и сама тревога – довольно смутная и плохо облачается в слова. Потому и записи за последнее время – такие сумбурные. О чем-то я совершенно забыла сказать, чему-то уделила слишком много внимания. Едва ли то, что я начинала в качестве опоры для памяти, если таковая потребуется, хорошо справится с подобной задачей, но ведь посекундно жизнь на бумагу не перенесешь. Я записала самое главное для себя.
Завтра Шэмиан вернется домой, и я получу возможность уехать из Атирисса. Завтра я снова увижу этого несносного атирия.
И, видит судьба, как же я хочу, чтобы поскорее наступило послезавтра.»
9
На этом записи обрывались.
Он долго вглядывался в последний лист, до середины заполненный ровным аккуратным и совершенно незнакомым почерком, испытывая странные, какие-то двойственные чувства. Ничего из прочитанного не соответствовало действительности, которую он знал. И все же казалось странно знакомым, словно тонкий аромат, пробуждающий давно забытые воспоминания. Могло ли это быть правдой?
Он действительно тайно отправлялся в Тимарисс за атирийским джертом. И его путешествие увенчалось успехом, потому что вот он, джерт, лежит рядом. Но было это путешествие скучным, однообразным и совершенно ничем не запомнилось.
И здесь крылась проблема. Потому что Шэмиан пытался вспомнить, на что потратил несколько недель своей жизни. И не мог. Его безупречная память давала сбой, стоило лишь подумать о дороге в Тимарисс и обратно. Воспоминания, блеклые, безликие, ускользали. Из-за чего начинала болеть голова, и тело будто бросало в нестерпимый жар. Легче оставить безнадежные попытки, чем сосредоточиться на воспоминаниях. Но разве можно забыть такое?
А если эти записи – ложь, то откуда взялись в них все те странные словечки, которые он почему-то понимает? Откуда это ощущение, будто он уже слышал обо всем этом, только почему-то напрочь забыл? Когда это его вечные спутники – гнев и ненависть к людям – успели утихнуть? И почему в его сердце – давным-давно очерствевшем сердце – снова как будто стучит эхом чужое биение?
Он не мог ответить на эти вопросы.
Он не хотел об этом даже думать, не позволяя глупым надеждам пробраться под его броню. И потому сидел, вглядываясь в чужие строки, пока двери кабинета не открылись, впуская робкого посетителя.
- Ты думаешь, я поверю в эту чушь? – губы Шэмиана изогнула усмешка.
- Твоя воля – верить или нет, - смиренно опустила голову Дайлен.