Хотя я не раз ловила себя на желании рассказать ему правду. То есть не Боссу – его реакцию я вполне могла предугадать, и она не сулила мне ничего хорошего. Нет, тому атирию, которого я хотела видеть на его месте. Своему щедрому и бескорыстному рыцарю, который должен был встретить меня в чужом мире и оберегать от всех опасностей. Тому, чью внешность украл злобный садист. Тот атирий сумел бы оценить мое свершение, и щедро отблагодарил бы меня. Увы, он существует лишь в моем богатом воображении.
А еще меня совершенно оставило предчувствие беды, которое тревожило меня перед нападением эфдорбатимов. Быть может, каким-то шестым чувством я ощущала их приближение, и потому тревожилась? Подобно тому, как животные чувствуют землетрясение еще до его начала. И мысль, что каким-то образом я могу предчувствовать грозящее атирию волшебство, меня не радовала, лишь подтверждала мою теорию. Оставалось надеяться, что я ошибаюсь, и наслаждаться путешествием, ни о чем не беспокоясь.
И все-таки что-то между нами изменилось. Бойкот закончился, атирий больше не игнорировал меня, как делал это до нападения эфдорбатимов. При этом он не стал относиться ко мне хуже, даже наоборот, еще больше смягчился. Приветствовал меня по утрам, частенько отвечал на те мои вопросы, которые ставили в тупик Тилли, слушал мое пение, и не указывал мне на мое место. Нет, он не стал в одночасье душкой, по-прежнему обходясь короткими фразами и привычным «не твое дело» в большинстве попыток с ним заговорить, не стремился к общению и смотрел на меня все с тем же презрительным высокомерием, что и в начале нашего знакомства. Но меня устраивало и это, по крайней мере, я перестала чувствовать себя в постоянной опасности, и могла позволить себе расслабиться. За исключением тех случаев, когда он оказывался слишком близко. Меня все так же охватывала паника, и ужас не давал двигаться, стоило атирию оказаться в пределах досягаемости, как бы я сама не злилась из-за подобной реакции. Я надеялась, что это пройдет, но никак не могла избавиться от воспоминаний об обезумевшем атирии, втаптывающем меня в землю. При том, что я не думала, что это повторится, но травма оказалась слишком глубока. Да, он исцелил мое тело, но подсознание видело в нем угрозу, и моя психика реагировала соответствующе.
К счастью, атирий и сам не стремился приближаться ко мне, и даже нирсом делился через Тилли. И я понимала: ничто и никогда не сделает нас с Боссом друзьями, не заставит дорожить друг другом или проявлять заботу, как это бывает с теми, кто пережил общее приключение. Максимум, на что я могу рассчитывать – что он отпустит меня живой и здоровой; максимум, на что может рассчитывать Босс – что я не убегу при первом же признаке опасности. И даже это не имело никакого значения. Что бы нас ни связывало, мы навсегда останемся чужими друг другу.
Так я думала по дороге в Тимарисс, целиком отдавшись в руки судьбы, не чувствуя в себе сил бороться.
На исходе второго дня мы покинули проселочную дорогу и выехали на тракт. Как ни приелись мне лесные пейзажи, на оживленную дорогу я смотрела с подозрением, отвыкнув от шумного многолюдья. В столицу и из нее направлялось куда больше народу, чем я видела в Лиариссе. Но близость Тимарисса и большой выбор инсов по дороге не заставили нас поменять привычный способ ночевки. Хотя от горячей ванны я бы не отказалась, но целиком поддержала желание Босса избегать закрытых помещений, слишком живо еще воспоминание о неудачной нашей – первой и последней - ночевке в местных гостиницах.
Не то, чтобы он интересовался моим мнением.
А на следующий день я увидела впереди крепостные стены и башни столицы Западного Атириона. И сама поразилась странному ощущению, которое вызвал во мне этот изумительный вид.
Тимарисс, залитый солнечным светом, как будто сиял, бело-розовый, воздушный и удивительно красивый город. Гораздо, гораздо больше Лиарисса, монументальные стены, вздымающиеся к небу, ограждающие город от любой угрозы, идеально ровные, идеально белые… И над ними – башни из розового мрамора, ажурные, со стрельчатыми окнами и заостренными крышами. Ничего общего со знакомой мне архитектурой, город будто стремился в небо, идеальными кольцами расположившись на террасах высокой горы. И венчал эту гору огромный дворец, видимый издалека.