Мой отомстит жестоко вашу гибель.
ВЕСТНИК
Как может твоё семя погубить себя, царица?
АЛФЕЯ
Второе твоё слово смерть в себе таит двойную.
ВЕСТНИК
Узнай, что пали они порознь от одной руки.
АЛФЕЯ
Что за двусмысленность изрёк твой рот?
ВЕСТНИК
Рукою сына твоего убиты оба, коли молвить прямо.
АЛФЕЯ
Судьба явилась нам; настал наш горький час.
ХОР
О, сын ничтожный и твоей испорченный рукой.
АЛФЕЯ
Не ты ли Мелеагр, рождённый моим чревом?
ХОР
Охотник злобный — вот кто зачал сына твоего.
АЛФЕЯ
Родился как огонь; ты пожирать рождён?
ХОР
Ты сделан из огня, сожжёшь ли сам себя?
АЛФЕЯ
Меня мой сон сгубил; гори и ты со мной.
ХОР
Не без богов рождаются виденья и уходят.
АЛФЕЯ
Вокруг богов избыток; я одна пред ними.
ХОР
Она стенает, словно человек, богами уязвлённый.
АЛФЕЯ
Они крушат меня, на части рвут, уничтожают.
ХОР
Иль словно женщина в тяжелых родах стонет.
АЛФЕЯ
Они сильны, они сильны, а я разрушена, побеждена.
ХОР
Разгневан сильно бог, и ей не уцелеть.
АЛФЕЯ
Уйду, но не сейчас; не слаб еще мой дух.
Не стану погибать я перед ликом солнца.
А ты — всё расскажи, пред тем как я умру.
ВЕСТНИК
Царица! Ты по-царски можешь властвовать собою,
Но буду краток, излагая суть несчастья.
Знай, что при разделе окровавленной добычи
Со спором громким твои братья предложили
Кабанью голову и устрашающую шкуру
Оставить как святыню, чудо в Калидоне;
И многие к тому склонились, но твой сын,
Могучими руками обхватив объём волос,
Швырнул со стуком ту бесформенную кучу
Под ноги девы, говоря: «Твоя, а не моя, добыча,
Твоей рукою, для тебя она была убита,
И все хвалы тебе назначил Бог»; и засмеялась
Она, как утром, что пришло на смену ночи
Священной, небо улыбается, краснеет, раскрывая
Туманные уста и веки девственные солнца,
И медленно всходящие обводы теплой груди,
Плодотворящей, и горит как пламя в час рассвета,
Извивами роскошными волос блестящих
Раскрашивая облака; от сердца шёл тот смех,
Освещена она была сияньем нежным кос златых,
Жемчужно — розова и холодна как утро,
Богоподобна; смех казался строгим и серьёзным
Её уст чистых; все пред нею замолчали,
И прочь пошла она. Тут крикнул кто — то: «Эй,
Неужто губы аркадянка всем нам прострелила,
Из — за девчонки всем лишиться нам добычи!»
Тут все за ней гурьбою поскакали, злобясь,
Сорвав с её волос цветочную корону, тотчас
Отняли шкуру вепря, всячески позоря,
Лишь Мелеагр, как лев ручной, хозяйку защищая,
На них напал, остановил и, как пожар лесной,
Крушил и разгонял, ударов много получая; а она
Не подняла руки и не вмешалась: и Плексипп,
Крича: «Вот за любовь, дружок, расплата»,
На Мелеагра ринулся, но тот копьём преострым
Пробил ему и рот и щёки; и тогда Токсей
Напал без крика, говоря ударом; но слова копья
Напрасны были, хоть злобны, и землю
Сотряс он, падая, в бок получив удар,
И пена лошади его обрызгала лицо убийцы,
Лицо твоего сына запятнала; недвижимы,
Безгласны стали павшие. Сказал тогда Эйней,
Что в гибели они своей повинны сами, небо
Разгневав глупостью; дразнящие судьбу падут.
И дальше двинулись они, ей почести воздав,
Как той, что удостоена внимания небес.
АЛФЕЯ
Что скажете, о женщины? Дела нехороши?
ХОР
Добра не совершить без Божьего участья.
АЛФЕЯ
При чём здесь боги? Братьев прирождённых
Не знали вы, как я, не близки они вам,
Как мне, сестре родной, что ныне словно жертва
На тризне их. Уж лучше б мне погибнуть;
Со мной росли они, играли мы детьми,
И были братья посохом моих нетвёрдых ног,
Поддерживая тонкими руками, и водили
Так бережно гулять, показывали мне
Мечи и злато, свет зеркал и яркую корону -
Чудесные игрушки, и бросать копьё давали,
И приносили маленьких щенков у ног резвиться,
Стучаться мне о грудь смешными головами
И преданно в глаза смотреть; но эти дни
Ушли, отныне горько мне царить в пустыне,
Сестре несчастной, мрачному созданью,
И матери проклятий многих; и она, как все,
Моя сестрица Леда, сидя за морями,
Средь роскоши, в палатах безупречного супруга
Меня проклянет, говоря: «Он горе, а не сын,
Тебя опустошит, сестра, как гибельный огонь,
Сожжёт нам души эта головешка».
Но вы возрадуйтесь, о Фестия сыны,
Дрова такие бросим в ваш костер последний,
Каких нет у царей; такой зажжём мы пламень,
Что маслом не усилить, не раздуть дыханьем,
Вином не оживить; оно ценней, чем злато,
Дороже тысячи людей живущих.
ХОР
Осталось множество вещей, любви достойных -
Твой муж, и сына мужество и сила.
АЛФЕЯ
Кто братьев мне вернёт, пока живу я?
Кто вновь их выносит? Кто станет им заменой?
Для нас едины все — и братья, и отцы,
И нет их лучше. Не моя ль родня убита?
Нс с ним ли вместе мы висели у груди,
Питались как цветочки или пчёлы,
Но материнским молоком, не мёдом? А другой,
Другой мой брат, копьем пронзённый сына,
Не смотрит ли спокойно он, рождённый позже,
Смеётся от любви к нам, и опять смеётся?
Тогда не знала я ни сыновей, ни копий,
Ни родов смертоносных; боги нас хранили,
И без новинок мирно наши дни текли.
Хотела б я остаться незамужней и не порождать
Мечей для беспокойства мира — те, кто говорили
Мне нежные слова, навеки замолчали,
Не смотрят на меня с любовью; никогда
Их мне не повстречать среди живущих.
Жива ещё я — как мне жить теперь?
Быть с моим сыном рядом, зная, что случилось,
Желая вечно отменить свершённое, ища
Свиданья с мёртвыми, увидеть их желая,
Убить свое же сердце памятью о них;
Из глаз, что видят их убийцу здравым,
Роняя слёзы, руку не отдёрнуть от руки злодея?
Как видеть сны о них, как слушать голоса
Фантомов, чувствовать пожатье мнимых рук,
И бестелесный стук походки мертвой, а затем
Проснуться и услышать разве только псов их
Скулёж во сне, несчастных, без хозяев,
Увидеть пики их кабаньи, сёдла и попоны,
Всё, чем они владели в этой жизни -
Но не людей? Что, если псы и кони
Умрут, почуяв сердцем смерть своих хозяев,
Иссохнут их глаза, поникнут грустно уши,
А я скорбеть не стану? Неразумных тварей
Тоска любви изгложет, а я стану жить?
Конечно, может смерть милее жизни стать,
И лучше сразу умереть им, и ему, и мне;
Когда бы боги их сразить решили, я
Смирилась бы, и если бы война сгубила их,
Иль пали бы они во сне внезапно, ночью
От сети и ножа наёмного убийцы,
Снесла бы я то; иль в нынешней охоте
Нашли бы смерть от зуба и клыка,