Но Тру словно бы и не слышал моего вопроса.
– Рио, тут такое дело: нам надо поговорить. Только давай не здесь, а где-нибудь в другом месте, – предлагает он.
– О чем?
– О них, – отвечает Тру. – О Бэй и Фэне.
При этом он как-то по-особенному произносит их имена. Как будто они ушли вместе: Бэй и Фэн. Холодный мрак сомнения окутывает мое сердце. Неужели Бэй выбрала жизнь Наверху из-за того парня? А я об этом даже и не подозревала?
– Я видел их вместе, – говорит Тру, словно читая мои мысли. – И не один раз.
– Этого не может быть, – не верю я. – Бэй никогда ничего мне про Фэна не рассказывала.
– Мне кажется, Рио, мы можем помочь друг другу.
– Интересно, чем же я могу тебе помочь? – спрашиваю я. – Ты вроде и без меня все уже знаешь.
– На самом деле я не знаю ничего, – отвечает Тру.
В его голосе звучит отчаяние: это отчаяние сродни печали, которую я ношу в своем сердце и о которой не могу говорить даже сама с собой, потому что тогда она меня просто раздавит. Тру склоняется ко мне поближе и туго скручивает сборник гимнов в толстой обложке.
– Я понятия не имею, почему ушел Фэн. Ты не знаешь, почему ушла твоя сестра. Мы с тобой хотим найти ответы на похожие вопросы. Может, это у нас получится, если мы будем действовать сообща?
Мимо проходит Джастус; он отворачивается, будто высматривает кого-то на других скамьях. Но на самом деле никого он не высматривает, а просто старается не встретиться взглядом со мной. Потому что он слышал мой настоящий голос в тот день, когда ушла Бэй. Джастус хороший человек, он был лучшим другом мамы, а потому не стал задавать мне лишних вопросов и просто оставил в покое. Он никому ничего не рассказал и не запретил мне ходить в храм. Большего от него в данной ситуации и требовать нельзя, однако мне очень больно.
– Бэй и Фэн ушли, – говорю я Тру. – Мы остались. А причины мы все равно никогда не узнаем, и не о чем тут говорить.
– Ты не можешь быть в этом уверена, – возражает Тру. – Наверняка кто-нибудь что-нибудь да знает. Я, например, вполне могу сообщить тебе какую-нибудь важную деталь. Так что я бы на твоем месте не отказывался: в любом случае, поговорив с людьми, ты ничего не потеряешь.
Тру произносит все это так настойчиво и искренне, что я вынуждена опустить голову, чтобы он не заметил: я с трудом сдерживаю смех. Подумать только, он советует мне поговорить с людьми! Да этот парень даже не представляет, что обращается с подобным предложением к сирене, которая никогда не сможет заговорить с людьми. К той, кого по-настоящему знали только два человека, но оба они уже навсегда покинули Атлантию.
Тру тяжело вздыхает: небось обиделся.
– Если вдруг передумаешь, – говорит он, – меня можно найти на Нижнем рынке: я там бываю почти каждый вечер.
Я не могу вернуться на Нижний рынок, ведь именно там Майра меня и подкараулила.
На алтаре тают восковые свечи. Кэйл, Эфрам и остальные боги смотрят на нас сверху вниз. Кто-то из прихожан шелестит страницами сборников, отыскивая нужные гимны, жрец тихо говорит что-то на соседней скамье. Город дышит. С тех пор как ушла Бэй, я постоянно слушаю Атлантию, просто не могу остановиться. Бывают моменты, когда я могу поклясться, что наш город – живое существо: иногда дыхание у него легкое, а иногда он сипит, хрипит и задыхается.
«Ты слышишь, как дышит город?» – спросила меня Майра.
И тут вдруг я понимаю, чтó должна делать, мне даже смешно становится, настолько это очевидно. Все это время я тщетно пыталась выяснить причину ухода Бэй. Но ведь лучший способ узнать ответ – это подняться Наверх и спросить ее саму.
Несмотря на все кажущиеся препятствия, способ подняться Наверх наверняка существует.
Бэй меня освободила. Теперь меня здесь ничто не держит.
Да, раньше никому не удавалось улизнуть Наверх, но это еще не значит, что я не могу стать первой. Если я даже погибну при попытке сбежать отсюда, то хотя бы не буду торчать до скончания дней своих взаперти здесь, в Атлантии. По крайней мере, я умру, пытаясь встретиться с сестрой и увидеть мир, который всегда мечтала увидеть.
Я встаю, подхожу к алтарю и зажигаю одну из свечей. Наши свечи быстро прогорают, нам ведь надо беречь драгоценный воздух. Я опускаюсь на колени и в течение нескольких минут изображаю, будто молюсь, пока моя свеча не оплывает, а фитиль не начинает чернеть и крошиться. Свеча догорает, и я встаю с колен.