А потом я слышу кое-что еще.
Сестра поет колыбельную из нашего детства, ту, которую мы слышали от мамы, когда были еще совсем маленькими:
Она все поет и поет. Песня успокаивает, убаюкивает: она грустная и нежная, она – настоящая. Я закрываю глаза и слушаю.
Глава 7
Я сижу под деревом Эфрама, тем самым, за которым еще совсем недавно присматривала. Я тоскую по старой работе, по вздрагивающим листьям и сердитым богам. Интересно, по какой причине Майра выбрала для встречи именно это место и долго ли придется ее ждать? Я сама не могу понять, почему пришла сюда. Потому что мама упомянула имя Майры в своих записях? «Спросить Майру». Или потому, что Бэй доверила тете деньги и ракушку, попросив передать их мне?
А может, я пришла сюда, потому что хочу поговорить с другой сиреной? Только с Майрой я могу общаться на равных, ведь она обладает такой же силой, как и я сама.
У меня больше не осталось в Атлантии родных, кроме тети. По земле разбросаны серебряные листья. Я наклоняюсь, поднимаю один и морщусь, когда вижу, как неумело кто-то пытался припаять его к ветке. Что бы там ни говорил Невио, им не удалось найти мне замену. Я имею в виду – достойную замену.
А потом я замечаю на земле распластанные синие крылья и коричневый мех.
Это одна из живущих при храме летучих мышей.
С виду ее крохотное тельце в полном порядке, но она определенно мертва. Ее пустые глаза смотрят прямо на меня. На фоне земли крылья летучей мыши уже не голубые, как стекло или вода, но кажутся темными, словно морская пучина. Я слышу, как возле меня собираются люди.
– Похоже, будто сам Эфрам упал и разбился, – говорит какой-то мужчина и тут же прикусывает язык. Это слишком похоже на кощунство: мы не должны даже и мысли допускать, что Эфрам или любой другой бог может упасть и сломаться.
Ну, богов хотя бы можно починить, а эту мышь уже не оживить.
– Позовите Джастуса, – говорю я, и кто-то из толпы зевак сразу бежит к храму.
Джастус появляется спустя минуту, но и жрец уже ничего не может поделать. Он просит всех разойтись. Я остаюсь.
– Как ты думаешь, что ее убило? – спрашиваю я.
Джастус качает головой.
– Не знаю, – говорит он. – Я предполагаю, что это естественная смерть. Заберу ее в храм, проведу кое-какие исследования и постараюсь узнать больше.
Он аккуратно поднимает трупик. На дне контейнера чистая льняная ткань, Джастус укладывает туда мышь осторожно, как будто она способна что-то почувствовать.
– Что, интересно, летучая мышь могла делать здесь среди бела дня? – задаю я вопрос.
– Она могла умереть еще ночью, – отвечает Джастус. – Это не первый случай. Летучие мыши ведь не бессмертны.
Конечно, они не бессмертны. Я это знаю. Но так странно видеть одну из них мертвой.
Джастус, держа в руках коробку, осторожно выпрямляется, чтобы не наступить на край своей мантии. И добавляет:
– Хотя я подметил: после того как мы потеряли твою маму, летучие мыши стали умирать чаще.
Он уходит, и я остаюсь одна. Как только жрец скрывается в храме, я чувствую ее появление.
Майра.
Она подходит тихо: не наступает на листья, не произносит ни слова, но я все равно знаю, что она рядом – так же, как в тот день в храме.
– Деревья поют, – произносит Майра. – Они сказали мне, что ты здесь. Я слушала и надеялась, что ты придешь.
Мне неприятно слышать, как она говорит о деревьях. Они мои, а не ее.
– Чего ты хочешь? – спрашиваю я ровным, невыразительным голосом, который даже отдаленно не напоминает мой настоящий.
– Дело вовсе не во мне, – отвечает Майра. – И ты это прекрасно знаешь. Дело в том, чего хочешь ты. А ты хочешь уйти Наверх и найти сестру.
– И ты думаешь, что сможешь помочь мне?
– Да, – кивает она. – Я помогала твоей маме и сестре, и я смогу помочь тебе.
Мы, словно заранее сговорившись, одновременно встаем со скамейки и идем через внутренний двор. Люди приветственно машут друг другу, окликают знакомых в проплывающих мимо гондолах. Страж порядка свистит в свой свисток и делает знак молодым людям, которые подошли слишком близко к краю канала, – они сразу отходят. Я вдруг чувствую прилив острой любви к родному городу.