Выбрать главу

Когда обгоревшие, покрытые сажей кости повернулись к Чеваку, тот застонал — не от боли или шока, но от глубокого отчаяния. Он сразу опознал эти блестящие, вставленные в череп адамантиевые клыки, фирменный знак культа смерти Багряного Пути.

Дернув пальцем, колдун остановил качающийся скелет, вынуждая Чевака смотреть на отвратительное и невероятное действо, что последовало за этим. Кости побелели и выпустили из себя запутанную сеть вен, артерий и капилляров, которые расползлись по всему скелету. Начали нарастать мышцы, как грибок на поваленном дереве, сосуды тут же утонули в них. Вращающаяся грудная клетка наполнилась органами, теснящими друг друга: вокруг печени и почек обвился кишечник, появились и раздулись легкие, сердце размером с кулак начало биться и трепетать. Ужасное зрелище скрылось под красными сухожилиями и голой плотью, за ними последовала блестящая гладкая темная кожа, покрывшая спину и ягодицы. Мелкие, туго скрученные локоны водопадом обрушились на ее плечи, и она выгнула шею, чтобы оглянуться. Чевак видел ее божественные полные губы и большие карие глаза. Жоакхин Возрождающаяся, живая святая Имперской Веры снова вернулась из мертвых.

— Жоакхин… — прошептал Чевак. Идолопоклонница взглянула на него. Последние штрихи мучительной регенерации завершились, и по ее идеальной щеке вниз стекла единственная слеза.

— Я кое-что знаю об этом, инквизитор, — сказал Ариман. — Об уничтожении того, что любишь. Что ты пытался сделать? Завладеть секретом воскрешения? Она знала, что в конце концов ее ждет лаборатория? Что ее дары предназначены для Трупа-Императора, который ты тщетно надеешься однажды оживить?

Чевак как будто не слышал его. Сердце старика оборвалось. Страдания, которые он испытал, муки, которым его враги подвергли Жоакхин, пытки, которые были им обоим еще уготованы — все это безжалостно калечило его душу. Ариман продолжал:

— Разве не поэтому ты связался с чужаками-эльдарами, чтобы украсть их технологии перемещения души?

Святая и инквизитор смотрели друг на друга умоляющими взглядами, безмолвно желая свободы, в которой им было навечно отказано. Цепь начала двигаться обратно.

— Нет! — взревел Чевак, тщетно пытаясь вырваться. Ксархос протянул над ним руки, танцующими жестами подталкивая дергающееся тело Жоакхин к раскрытой двери печи.

— Чевак! — закричала она. Пламя вспыхнуло вновь, волна адского жара прокатилась по панкратитафу. Тело Идолопоклонницы поглотил огонь, дверь захлопнулась за ней, но Чевак все еще слышал ее вопли. Она умирала, медленно сгорая заживо и умоляя о быстрой смерти. Но Тысяча Сынов никогда бы не позволила ей умереть.

— Выпустите ее! — взвыл Чевак. — Выпустите ее! Сейчас же!

Он увидел над собой перевернутое, сияющее лазурью лицо Аримана, возвышающегося над алтарем. Схватив Чевака когтями за голову, чародей Хаоса с непреодолимой силой прижал ее к каменной поверхности постамента.

— Что такое жертва, инквизитор, если тебе нечего терять? Что такое потеря без любви? Братской, отеческой любви? Любви астартес к своему легиону? Любви подданного к Императору? Или мужчины к женщине? — вопрошал Ариман, всемогущий, вездесущий. — Я прошу тебя, инквизитор. Во всем этом нет необходимости. Дай мне рунические коды для варп-врат Этиамнума III, и я прекращу эти бессмысленные страдания.

— Изверг! — взревел Чевак. — Ты живешь страданиями!

— Жоакхин живет и продолжает мучиться, инквизитор. Дай мне коды, — прошептал колдун, словно произнося молитву. Тихий гром его слов прошел сквозь жертву, алтарь и палубу, неся с собой психическую ударную волну, настолько мощную, что камень под Чеваком раскололся. Из ушей и носа инквизитора потекла кровь, багровая пена пошла из уголков рта, сползая вниз по щекам. Время для него замедлилось. Мысли приносили боль. Он видел только дверь печи. Слышал только крики Жоакхин, запертой внутри. Он потянулся к двери и открыл ее. Жар обрушился на него, словно мощный удар, воспламенил волосы, поджег изорванную одежду, содрал кожу с древней плоти. Он с трудом двинулся сквозь пекло, шаря обожженными руками в пламени, ища Жоакхин… и тут все исчезло. Ни огня, ни Жоакхин, ни печи. Только дверь, но не простая дверь. То была Демиарка Сегментия с Бел-Этиамнума. Он упал на колени перед темным провалом портала в Паутину. Врата были открыты, и это он их отворил.