КИТАЕЦ Какой странный свет, словно миллионы молочных брызг.
ДОН РОДРИГО Там сквозь листву деревьев он освещает женщину, что в избытке радости плачет, лаская свое обнажившееся плечо.
КИТАЕЦ Эка важность, плечо, скажите на милость, господин спаситель душ!
ДОН РОДРИГО Это из тех вещей, коими мне не дано будет обладать в этой жизни!
Разве я говорил тебе, что люблю одну ее душу?
Я люблю ее всю, целиком.
И я знаю, что ее душа бессмертна, но тело не менее,
И оба слиты в единую сущность, предназначенную цвести в ином саду.
КИТАЕЦ Плечо, которое составляет часть души, и все это вместе — цветок, ты что–нибудь понимаешь, бедный Исидор?
О, моя голова, моя голова!
ДОН РОДРИГО Исидор, ах, если бы ты знал, как я люблю ее и как я ее желаю!
КИТАЕЦ Ну, наконец–то я вас понимаю, и вы больше не изъясняетесь по–китайски.
ДОН РОДРИГО Итак, ты полагаешь, что только ее тело способно зажечь во мне такое желание?
То, что я люблю в ней,
Не связано с тем, что есть в ней случайного и тленного что способно однажды исчезнуть навсегда и перестать любить меня, но первопричину ее самой,
И оттого мои поцелуи несут с собой жизнь, а не смерть А если я открою ей, что она рождена не для смерти, а если я попрошу ее бессмертия, ту звезду, что, сама того не зная, и есть ее подлинная сущность,
Ах, как она сможет отказать мне в этом?
Не того, что есть в ней смутного, привнесенного, неясного, не того, что есть в ней неподвижного, и бесстрастного, и тленного, буду просить я,
Но всего ее существа, во всей полноте, чистую жизнь, Это и есть любовь, такая же сильная, как я во власти желания, подобная огромному первозданному пламени, обжигающая, как насмешка в лицо!
Ах, подарит ли она мне ее (я изнемогаю, и ночь подступает к глазам моим),
Подарит ли она мне ее (и нужно ли, чтобы она мне ее подарила),
И уж во всяком случае, не ее драгоценному телу удастся когда–нибудь насытить меня!
Никогда по–иному, как друг через друга, нам не удастся избавиться от смерти,
Как фиолетовый цвет, если смешать его с оранжевым, выделяет потом ослепительной чистоты красный!
КИТАЕЦ Це–це–це! Знаем мы, что скрывается за всеми этими красивыми словами.
ДОН РОДРИГО Я знаю, что такое единение моего и ее существа невозможно в этой жизни, но я не хочу ничего иного. Только звезда, которая и есть она,
Может утолить мою исступленную жажду.
КИТАЕЦ Почему же мы теперь отправляемся в Барселону?
ДОН РОДРИГО Разве я не сказал тебе, что получил от нее письмо?
КИТАЕЦ События мало–помалу проясняются.
ДОН РОДРИГО (декламирует, как если бы он читал) “Приезжайте, я буду в X… Я уезжаю в Африку.
Есть многое, в чем я должна упрекнуть вас”.
Мне принесла эту записку цыганка. Я тут же отправился в дорогу,
Подчинившись твоим настояниям, тогда как посыльные короля преследовали меня.
КИТАЕЦ Конечно, я во всем виноват! Обвиняйте меня, пожалуйста! Мои сердечные дела и проблемы моего кошелька, без сомнения, только это вас и интересует.
ДОН РОДРИГО Все складывалось одно к одному. Последняя капля переполнила чашу,
И вся Испания вдруг накренилась для меня в одну сторону.
КИТАЕЦ Ах! Это черное изваяние там, и мои денежки, ой, ой!
О, мой кошелек, что я вручил ей в пылком порыве моего утробного чувства!
Я надеялся, что меж ее экзотических персей он потихоньку мелодично нальется как плод!
ДОН РОДРИГО “Упреки”, — сказала мне она. Ах! Как я заблуждался! Да, только упреки и слышу я из ее уст.
Надобно мне исчезнуть. Пусть, наконец, объяснится из–за чего ей никогда не полюбить меня.
КИТАЕЦ Я и сам могу вам кое–что сказать на этот счет.
ДОН РОДРИГО Надобно, чтобы я, наконец, убедился в ее правоте и согласился бы с ней. Да, я хочу услышать из ее уст приговор сердцу, что бьется лишь для нее одной.
Я жажду этих разрушительных признаний! Еще!
Я жажду небытия, в которое она так хочет ввергнуть меня.
Ведь только в абсолютной пустоте, я знаю, смогу я соединиться с ней.
Хочу ли я, чтобы она полюбила меня за внешность, или за благородное происхождение, или за заслуги? Или только за отчаянную необходимость для меня в ее душе?
Или когда я думаю о ней, разве я желаю чего–то иного, кроме как священного порыва ее сердца навстречу мне? И разве в этот момент все материальное в ней не перестает существовать, все, в том числе ее бесконечно прекрасные глаза!