— Видимо, да, — согласился Ит. — Жалко Дану. Теперь понятно, почему она настолько быстро отдалилась от матери в юности. Такого отношения врагу не пожелаешь.
— Это верно, — с грустью согласился Скрипач. — Ребенок, который для всех только помеха. Обуза для бабушки, не нужная матери, которой хочется построить личную жизнь, а из-за ребенка это становится практически невозможно. Да уж, выглядит это хреново.
— И не говори. Ну что, пойдем, посмотрим, что там за окно такое? — спросил Ит. — Попробуем открыть его, или сразу поищем лестницу?
— На фига? — пожал плечами Скрипач. — Почему-то мне кажется, что лестница не понадобится.
Скрипач оказался прав — лестница им действительно не пригодилась. Когда они, обогнув дом, снова встретили кошку, которая, разумеется, опять нырнула в продух, оба с удивлением увидели, что окно, то самое, шестое, несуществующее в реальности окно помывочной, слегка приоткрыто.
— Да, лестница не нужна, — покачал головой Скрипач. — Кажется, нас приглашают в гости.
Он указал куда-то вниз, и Ит увидел, что под стеной, напротив окна, стоит табуретка.
— Совсем хорошо, — заметил он. — Ну что, полезли?
— А что делать. Полезли, — Скрипач встал на табуретку, и осторожно толкнул створку окна. — Забавно, — сказал он. — Петли, кажется, смазаны. Очень легко идёт.
Он вскочил на подоконник, и спрыгнул внутрь маленькой, даже крошечной, пожалуй, комнаты. Ит последовал его примеру.
Помывочная представляла собой помещение, обшитое изнутри даже не вагонкой, а какой-то совсем уже простецкой доской, больше всего похожей на заборную. Струганная доска, кривая, неровная, и вся в сучках, точнее, в дырках от выпавших сучков. По низу, где-то на метр от пола, помещение это было затянуто клеенкой, тоже самой дешевой, той самой, которой хозяйки застилают на даче рабочие столы. Незамысловатый рисунок, тусклые цвета. В углу, рядом с дверью, стояла стопка разномастных эмалированных тазов.
— Удручающее зрелище, — констатировал Скрипач. — Холодно. Да ещё и сыро. И как тут мыться?
— Если быстро, то нормально, — раздался вдруг из-за прикрытой двери тоненький детский голосок. — Если долго, то можно простудиться. А вы кто?
Скрипач открыл дверь, и оба они увидели, что за дверью стоит ребенок, и с интересом смотрит на них.
— Ты мальчик или девочка? — спросил Скрипач первое, что пришло ему в голову. И немудрено, потому что девочку признать в этом ребенке было весьма затруднительно. — Как тебя зовут?
— Я девочка, — кажется, ребенку стало обидно. — Меня зовут Данька.
— Очень приятно, — Скрипач чуть склонил голову. — Я рыжий. А это вот Ит. Ит, помаши Даньке.
— Зачем мне махать, я же не маленькая, — сказала Данька. — Я и так вижу.
— Ну и хорошо, — похвалил Скрипач. — А что ты здесь делаешь, Данька? Ты же тут одна, да?
— Да, — она погрустнела. — Так вышло, что они меня здесь забыли.
В проходной кухне действительно было неуютно, но тут оказалось гораздо светлее, чем перед дверью в помывочную, и они, наконец, смогли разглядеть девочку во всех деталях. Детали эти выглядели печально. Настолько печально, что Ит, украдкой рассматривавший ребенка, расстроился. Бедная Дана, думалось ему, вот теперь понятно, почему она, после раздумий, конечно, решила, что не стоит брать маму с собой. Маму, которая так относилась к дочери, брать куда-то из того мира, в котором они жили, действительно не следовало. Следовало обеспечить ей долгую и комфортную жизнь (собственно, это и было в результате сделано), а так же полное отсутствие воспоминаний о том, что неё была когда-то дочь. Одинокая, здоровая, счастливая немолодая женщина — вот кого Дана оставила на планете, когда они уходили. Вполне довольная собой и жизнью одинокая женщина. И никакой дочери.
Дана, а, точнее, Данька, была одета в серые от грязи шорты до колен, в разбитые, явно с чужой ноги сандалии «на вырост», которые были ей велики, и в майку, некогда бывшую белой, а сейчас тускло-серую от грязи. Майка вовсе не девчоночья, а вполне себе мальчишечья — на ней виднелся плохо различимый рисунок, на котором было схематичное море, схематичный корабль, схематичное солнце, и схематичный маяк, из которого бил, не смотря на солнце в небе, схематичный луч света. Этакая примитивная графика, которую рисовал художник, лишенный здравого смысла. Зачем включать прожектор маяка, когда на небе светит солнце? Бред какой-то. Стрижка у девочки оказалась просто ужасная — словно кто-то обкорнал ребенка тупыми ножницами, пытаясь сделать подобие каре, но получилось в результате кривое чёрти что.