— Ты там что-то нашел, — догадался Ит.
— Угу. То, что оно не успело усвоить. Совсем немного, но… там нашлось то, что осталось от мышей, — Генри хмыкнул. — Нет, не части, не подумайте. Я нашел по генетическому следу, кусков мышей там не было. Но, думаю, оно успело сожрать не только их. На одних мышах восемьдесят кило не наберешь.
— Это точно, — согласился Скрипач. — Значит, если выделить главные тезисы, ты нашел среду и генетику другого вида. Ну и выделил нечто, эквивалентное конечностям девочки, так, получается?
— Да, — кивнул Генри. — А дальше началось самое интересное. Уже после вскрытия, когда я пытался собрать свои мозги в кучу, ко мне пришли трое из южного совета. Прямо туда, в комнату отдыха. И начался этот самый разговор, из-за которого я оказался здесь.
— Что именно они говорили? — спросил Ит. — Ковьелло, который тут был позавчера, сказал, что они и сами ничего не понимают и не знают.
— Ха, — Генри улыбнулся. — Они и тогда не знали. Поэтому сделали то, что умели.
— И что они умели? — спросил Скрипач.
— Играть с законами, — Генри помрачнел. — Они велели мне вывести отчёт, который я только-только закончил формировать, и стали, по их словам, его исследовать. Я сижу, жду. Они… исследуют, — он покачал головой. — Потом они ушли, я хотел пойти домой, но мне запретили. Ждите, мол, вы нужны. Зачем? Вам объяснят. Ладно, жду, хотя моя смена к тому моменту уже закончилась. Дальше… я устал ждать, решил всё-таки пойти к себе, чтобы немного отдохнуть, и обнаружил, что дверь заблокирована.
Генри покосился на бутылку, но Элин отрицательно покачала головой.
— Позже, — сказала она. — Продолжай, это важно.
— Ладно, — сдался Генри. — Так вот. Прошло ещё несколько часов, и они снова появились, но на этот раз уже по связи. Мне сказали, что я должен дать заключение, и что в этом заключении обязана быть информация о том, что в том доме погибла Таисси Имитта. Я спросил, на каком основании я должен давать такое заключение? Вы же там были, сказал я, вы видели то, что лежало на столе! Какая Таисси Имитта, о чём вы?
— И? — поторопила его Элин.
— Они сказали, что заключение должно основываться на доминирующей генетической форме объекта, — ответил Генри с отвращением в голосе. — И что геном Таисси Имитта в объекте превалирует.
— Шикарно, — покачал головой Скрипач. — Значит, этот закон они изменили уже потом.
— Какой? — не понял Генри.
— О том, что доминирующая генетическая форма теперь вообще ни на что не влияет, — пояснил Скрипач. — Ловко придумано. Ладно, давай дальше.
— Дальше… — Генри замялся. — Дальше они снова и снова требовали, а я снова и снова отказывался. А потом я вдруг понял, что они ведут себя агрессивно. Именно агрессивно, и я удивился. Потому что меня же учили, как и всех прочих, что совет — это разум, логика, совесть, в конце концов. Но они… Они буквально орали на меня, и требовали, чтобы я… чтобы я нарушил закон, понимаете? Ребята, вы же врачи, вы работали в Саприи, и вы понимаете, о чём я говорю. Есть этика, и есть правила. Я не мог поступить так, как они требовали. И мне сказали, что… что я…
— Успокойся, — приказала Элин. Взяла со стола бутылку, налила на донышко стакана настойку, и протянула Генри.
— Спасибо, — уныло произнес тот. — Они сказали, что я оттуда больше не выйду. И тогда я испугался. Второй раз по-настоящему испугался за всю свою жизнь. Смешно, наверное — два раза за сутки испугаться, а до этого пятьдесят лет не бояться почти ничего. Так, немного, как все. Какая это отвратительная штука, страх, — он покачал головой. — Первый раз я его испытал в том коридоре, а второй — когда понял, что они говорят серьезно. Что я один, что дверь заблокирована, что я не могу вызвать Скивет, и что они могут сделать со мной всё, что им угодно. Они и сделали. Вызвали официальную, меня отвели в катер, и утром следующего дня я уже был в Лимене. Родителей ко мне пустили только через год. Они и рассказали мне про Еву, и про то, что было дальше.
— А ты не пробовал изменить своё решение? — спросил Ит. — Если бы ты признал, что ошибся, и выдал бы им заключение, которое они хотели…
— Бесполезно, — покачал головой Генри. — Мне вообще, если честно, иногда начинает казаться, что они никогда меня отсюда не выпустят.
Ит и Скрипач переглянулись.
— Почему ты так решил? — спросил Скрипач.
— Потому что обо мне все забыли, — тихо ответил Генри. — Родителей я не видел уже лет двадцать, если не больше, общаться с ними по своей инициативе я не имею права, обратиться в совет… я пробовал, но мне даже не ответили. Я как вещь, которую использовали, а потом засунули куда-то в дальний угол, потому что она стала не нужна. Никому. Собственно, родители очень быстро стали вести себя… отстранено, пожалуй, — добавил он. — Словно потеряли ко мне интерес. Все остальные… для них я словно умер. Коллеги, друзья — никого не осталось, в момент. Только глупый Генри, выброшенная игрушка.