Но покинули мы "поле боя" комиссара через чёрный ход, оказавшись на частной парковке, где одиноко стояла новенькая машина. Небольшая, но шустрая, как пуля. Чёрный корпус, красный салон — мог ли кто-нибудь придумать сочетания цветов отвратительнее? Натуральный гроб.
— Сам выбирал?
Приятно удивлённый моим интересом Дагер поспешил ответить:
— Это подарок.
Я не спросила "от кого?", не потому что ожидала услышать незнакомое имя. Напротив, я боялась услышать единственное знакомое.
— В честь твоего предательства?
— Юбилея.
"Да что с тобой такое?" — в который уже раз за сегодняшний день подумала я. Он отвечает на любой вопрос, словно даже моя ненависть и презрение для него — хороший знак. Возможно, настоящей пыткой стало бы безразличие, но я знала, что не настолько сильна, чтобы игнорировать его.
С другой стороны, сколько можно наступать на одни те же грабли? Называю его предателем, как когда-то называла Николь шлюхой, и думаю, что его это заденет.
А что заденет? Ответит ли он мне и на этот вопрос, решись я его озвучить?
"Отгадай загадку, Дагер. Что поставит тебя на колени и заставит корчиться, как от боли, но не боль?"
Боль — банальность, а для Ранди — вообще миф. Страх? Комиссар сидел всю дорогу спиной к Атомному и не обернулся, даже когда мы сняли друг с друга наручники. Хотя, конечно, едва ли эти цепи что-то решали.
Когда машина покинула черту города, я, по всей видимости, почувствовала себя в безопасности, потому что вспомнила о голоде. И это яростное желание насыщения не позволяло мне насладиться предвкушением скорого воссоединения с утраченной семьёй, хотя мне хотелось думать только о них. О женщине-героине и мужчине-перебежчике, которого я привыкла считать героем.
Лежащую на животе ладонь я подняла к груди, вдавливая застёжку ордена в тело. Мне казалось, моё сердце взорвётся, если я увижу Свена в чёрном. Я была к этому не готова.
Вся эта поездка с каждой минутой напоминала мне падение, как если бы я приближалась не к дому, а к земле. Закрою ли я в последний момент глаза? Закричу? Пойму ли, что хуже ещё не бывало? Как бы там ни было, даже "хуже не бывало" было бы лучше, чем то, что я обнаружила по прибытии.
Едва Дагер заглушил мотор, я вылетела из машины, неоправданно громко хлопнув дверью. Задрав голову, я оглядела дом: два этажа, покатая крыша, чёрные квадраты окон. Либо в этих стенах не было ни одного человека, либо нас никто из них не ждал. Гарри решил устроить полубрату сюрприз?
— Сейчас я открою, — крикнул мне Дагер, когда я взошла на крыльцо, стукнув кулаком в дверь. Так обычно бьют противника, а не извещают о своём приходе.
Я не хотела, чтобы мне открывал он. Это обязанность полубрата. Это он должен был стоять на пороге, незаслуженно живой, но всё-таки не мёртвый, и встречать меня с распростёртыми объятьями.
Но он не встречал, поэтому мне пришлось посторониться и позволить Дагеру вставить ключ в замочную скважину и провернуть — быстро, дважды. Он пропустил меня вперёд, шагнул за порог сам, а потом согнулся пополам от удара в живот. Вняв моей просьбе поберечь правую руку, Атомный ударил Дагера левой.
Свет лился с улицы в коридор. Я видела как комиссар, покачнувшись, прислонился плечом к стене и медленно сполз вниз. Присев рядом с ним, Ранди наклонился к его лицу и прошептал то, что я не замедлила перевести.
— Он говорит, что если ты ещё раз наденешь на меня наручники, станешь приказывать или заставишь делать что-то, чего я не хочу, он убьёт тебя. — Дагер с трудом поднял голову. — Не смотри так. Ты прекрасно знал, на что подписывался, вытаскивая нас.
Слова давались мне через силу: голос охрип, и я ещё не привыкла смотреть на Гарри сверху вниз.
Чего ты добился своим предательством, хотелось бы мне знать? Ты лежишь здесь, одинокий и беспомощный, в этой проклятой форме, в этом пустом доме, и выслушиваешь угрозы от той, кто обязан тебе жизнью. Останься ты верен, — родине, присяге, мне — тебя бы не посмел никто и пальцем тронуть.
— Согласен, вот только… бить меня в моём собственном доме, — проговорил комиссар, — это уже моветон.
"Его собственный дом", чтоб меня. Он с самого начала не собирался устраивать нам трогательное семейное воссоединение. И чтобы показать, кто здесь на самом деле устанавливает правила, ему даже не нужно было подниматься с колен. Ну и что это такое? Месть? Или же он счёл, что мой вид травмирует потерявшего всякий страх Свена? Как будто в этом мире могло быть что-то отвратительнее их собственной подлости.
— Чёрт возьми, Ранди, он прав, — тем не менее согласилась я. — Такое поведение не подходит людям чести.