Что-то во всём этом было такое, что лишало его разума, хотя после стольких лет не должно бы. Однако моё тело ещё не было до конца им изучено, и эта несправедливость выводила его из себя. Теперь на пути долгожданного познания стояла только вода. Он просунул руку между моих бёдер и одновременно с тем больно поцеловал меня. Так же, как тогда, после убийства Митча. В ответ я осторожно сжала его запястье, чувствуя, как пальцы скользят по складочкам, почти проникая внутрь. Я выдохнула: "горячо", а он в ответ поцеловал меня так, что стало запредельно жарко. Я простонала: "так… странно. Там, в самом низу", а он уточнил: "когда я делаю так?". Я едва слышно напомнила: "я же просила тебя не утруждать ничем эту руку", а он предложил: "тогда почему бы тебе не помочь мне?". Я сказала "мне страшно", а он попросил: "кончи, пожалуйста, Пэм".
Я закрыла глаза, раскаиваясь в своём необдуманном поведении. Об аллегории уже никто из нас не вспоминал. Да даже о том, где мы находимся.
— Не могу. Не трогай. Хватит. Пожалуйста.
— Кого мне нужно убить, чтобы увидеть это?
— Ч-что?
— Твоё лицо, когда ты кончаешь. Я уже устал представлять. Закусишь ли ты губу, сдерживая стон? Или позволишь мне его услышать? Ты запрокинешь голову и подашься мне навстречу? Или в последний момент захочешь отстраниться и закрыть лицо руками? — Его левая ладонь оказалась на моей щеке, большой палец скользнул по нижней губе. — Я не верю, что ты можешь быть ещё красивее, Пэм. Покажи мне.
Казалось бы, столь невинному желанию ничто не должно было помешать. Если бы он ещё пару раз задел нужную точку, он бы увидел то самое выражение лица, которое так просил продемонстрировать. Если бы я чуть подалась вперёд и решила пососать палец, дразнящий мои губы, кончила бы здесь не только я.
В дверь постучали, но дожидаться ответа не стали. Холод облепил моё мокрое тело, но ещё до того, как Вильма шагнула в комнату, я сидела от Ранди далеко настолько, насколько это позволяла ванна.
Вода билась о бортики, выливаясь через край. Служанка мельком глянула на нас, после чего кинула на тумбу с раковиной чистые полотенца и сменную одежду.
— В этом доме не курят, — бросила она на выходе, хотя хотела придраться совсем к другому. Много к чему, на самом деле, но имела право только к этому.
— Кажется, я знаю, кого мне нужно убить, — пробормотал Ранди, сжимая правую руку в кулак и поднося её к губам.
43 глава
Тишина и чрезмерная мягкость подушек мешали мне заснуть. Ранди же (хотя ему постелили в отдельной комнате) предпочёл спать в кресле, не раздеваясь. Это было обусловлено привычкой и никак не связано со мной. Война приучила Атомного всегда быть наготове, поэтому ещё долго время он будет спать в одежде и с оружием.
Я заснула рано, едва светало, а проснулась уже после заката, хотя думала, что не проснусь вообще никогда. Это был мёртвый сон, лишённый цвета и звука, а пробуждение напоминало похмелье. И поэтому, поднимаясь, одеваясь, приводя себя в порядок, я чувствовала себя потерянной.
Зеркало в ванной оскорбляло меня. Почти стерильная чистота, царившая в доме, была мне враждебна. Я чувствовала себя в окружении дорогой мебели и модных картин неуютно, и вовсе не потому, что каждая вещь здесь принадлежала комиссару и носила на себе печать его характера.
Интересно, что сказал бы Голдфри, доведись ему сюда заглянуть? Думаю, он бы без лишних слов вскинул автомат и прошил бы пулями эти картины, вазы, зеркала, часы, подушки. Всё, что попалось бы на глаза.
Подняв руки, я "прицелилась" в портрет ирдамского вождя, чьё худощавое, остроносое лицо было развешано по всему дому.
— Та-та-та-та-та!
По картинам, по вазам, по зеркалам, по вышитым подушкам, по пустому креслу. Я невольно задумалась над тем, что сейчас делает Ранди.
Пока я играю в месть, он её осуществляет?
Заправив (по привычке) одолженную футболку в одолженные шорты, я спустилась с лестницы и прокралась вдоль стены к кухне, из которой доносились голоса.
— …конечно, не понимаешь. Попробуй прочесть по губам, идёт? Я буду говорить медленно. — Я слышала тихий голос Ранди и приглушённый скулёж Вильмы. — У тебя на глазах когда-нибудь насиловали женщину? Нет? А тринадцатилетних девочек? Ты когда-нибудь слышал, как они кричат, а ждущие своей очереди солдаты смеются?
— Я не понимаю! Боже… Всё это бессмысленно!
— Ты ведь даже не представляешь, от чего отрёкся, — продолжил Атомный. — От родины? Дома? Фамилии? К чёрту это всё, это и для меня мало что значит. Но ты и твой паршивый друг отреклись от неё. Вы её лишились, и теперь она только моя. И я просто хочу понять, на что именно ты её променял. Дом у тебя — так себе. Может на эту шлюху? Вряд ли она того стоила, но я всё-таки проверю…