За моим молчанием крылся вопрос.
— Тогда, на реке… он делал это не для тебя, а для твоей матери, — пояснил Ранди. — Он хотел стать героем только для неё. Дагер ведь…
Был по уши в неё влюблён. И это все знали. Даже Свен.
— Одна, без неё, ты превращаешься в самого обычного ребёнка. Ты не нужна ему такая.
Я отвела взгляд, процедив сквозь зубы:
— Мне и не нужно быть ему нужной. Мне никто не нужен. Только ты.
Ранди встал на колени, опустив локти на бортик ванны по обе стороны от моей головы. Кончики его пальцев касались воды. Он прижался виском к моему виску.
— Это главное. Нет ничего важнее, Пэм. Ты нужна мне, я нужен тебе, а весь остальной мир может катиться к чёрту. Пусть убивают, предают, лгут, жрут друг друга живьём. Я даже не замечу этого.
Не то чтобы его философия была приемлема, но понятна… да, она была понятна мне. Мир или война — какая разница? Нас предал первый, вырастила вторая, и нельзя сказать, кто из них более жесток. Мы никогда ни в чём не могли быть уверены, кроме одного. Что мы всегда будем вместе.
18 глава
Пришло время рассказать о том, как умер подполковник Хизель.
Мы с Ранди боялись, что шанс отомстить у нас заберёт подобравшаяся к Раче освободительная армия. По прошествии нескольких недель, как и предсказывал комендант, город взяли в кольцо. Лица служанок и медсестёр осветила преждевременная радость, а у нас в глазах поселился ужас. Теперь подполковник был близок к смерти, как никогда раньше. Авианалёт, артиллеристский снаряд, ударная волна, осколок — его жизнь находилась в руках случая. Или он мог покончить с собой, как это сделал капитан Хейз.
Но комендант всё ещё на что-то надеялся. Поначалу этот оптимизм можно было принять за силу духа, но постепенно мы начали понимать: он сходит с ума. Хизель медленно, но верно терял город, статус и разум.
Стоило ему услышать рёв моторов, он спешил не в бомбоубежище, а к окну, веря, что на крыльях самолётов увидит герб Ирд-Ама. Что это подмога, боеприпасы или продовольствие. Заходя же в комнату, он тут же направлялся к граммофону, заводя очередную пластинку.
Он любил песни, а я любила музыку без слов. Иногда хотелось, чтобы звучала одна лишь музыка, а люди молчали. Особенно капризные женщины, стонущие о взаимной любви или же разбитом сердце. Там и тогда это звучало нелепо. Но Хизель сходил по этим певичкам с ума, особенно по молоденькой красотке Еве Кокс.
— Она очень знаменита у нас. У неё влиятельный отец, большая шишка, — рассказывал мне Хизель, сидя на краешке кровати. Когда Ранди не было рядом, он готов был делиться со мной своими надеждами часами. — Когда-нибудь мы с тобой сходим на её концерт. Уверен, она тебе понравится. Такая красивая…
Она мне уже не могла нравиться. Как раз потому, что её любил подполковник.
— Хочешь её увидеть?
Ещё бы. Я бы многое отдала, чтобы она оказалась здесь прямо в эту самую секунду. Забавно было бы наблюдать ваши лица. Вы бы быстренько разуверились в её совершенстве, господин комендант. И она сама, думаю, тоже.
— До сих пор не верится, что она вышла замуж, — рассуждал сам с собой Хизель.
Ему не верилось, что она вышла замуж, а мне, что его это вообще интересует. Как-то совершенно незаметно для меня, из Сатаны он начал превращаться в обычного человека. А этого превращения допустить было никак нельзя. Если он станет обычным… как же я убью его?
— За какого-то солдафона. Чем я хуже?
Не знаю. Как по мне, так все "чёрные" одинаковы. Поэтому — да, в самом деле, не знаю, чем руководствовалась эта Ева Кокс.
— Это разбило мне сердце, ха-ха. — Хизель посмотрел на меня, на мои чуть отросшие волосы. — Ты тоже многим разобьёшь сердца. Правда, Булавка?
Из рупора граммофона текло что-то лирическое, кокетливое, а снаружи, где-то на окраине города работала артиллерия.
— Знаешь, я их понимаю… — произнёс задумчиво подполковник. Он уже не разыгрывал спектакль, а говорил серьёзно. — Пока вы живы, неприкасаемые никогда не станут первыми. Никогда не станут самыми красивыми, благородными, умными. — Его пальцы обхватили мой подбородок. — Что можно противопоставить этому, кроме грубой силы? Но иногда даже грубая сила бесполезна… Если бы они просто заглянули в эти глаза….
Я отвела взгляд, нарушив волшебство момента.
Дагер в них заглянул, но ни черта там не увидел.
— Неважно, — вздохнул Хизель. — Там куда мы с тобой отправимся, твоими глазами и цветом волос будут восхищаться. Это будет твоей гордостью, а не клеймом позора. И когда ты подрастёшь… Как бы мне не перестрелять всех твоих поклонников.