Значит, всё-таки презрительно.
— Ни дома, ни родственников, ни документов. Сядь. — Вольстер задумался. — Из Рачи, значит. "Пёс"… — Он посмотрел на Ранди из-под нахмуренных бровей. — Не похож, но я верю. Иначе как бы вы ещё там выжили.
Ранди затолкал руки в карманы брюк и ссутулился. Происходящее ему не нравилось. Спёртый воздух, сутолока в приёмной, шум, полковничий тон…
Я же смотрела за окно, водя взглядом по роскошной панораме. Чистые фасады особняков. Очертания дворца парламента за змеящейся рекой. Мосты, широкие дороги, блестящие, как жуки, машины. Два года прошло, а казалось, "война" здесь — иностранное слово, не появляющееся даже в прессе.
— Сядь, говорю! — Хозяин кабинета перебирал бумаги и непрестанно качал головой. — Имя хоть своё помнишь?
— Пэм Палмер. А это Атомный.
— Атомный? Мелкий, но шустрый? — Он поразительно быстро разобрался, что к чему. — Сядь!
Я в который уже раз посмотрела на предложенный стул и нашла в себе силы вежливо отказаться.
— Палмер… Палмер… — Полковник потёр блестящую и гладкую, как латунная дверная ручка, лысину. — Где же я слышал эту фамилию?
Моё внимание упрямо перетягивал на себя пейзаж за двойным стеклом.
— Так сколько тебе годков, говоришь?
— Шестнадцать. — Скажи я правду, меня бы уже сегодня отправили в приют.
— А я думаю, что тебе восемь. — Комендант в своё время упрямо твердил, что мне девять. Видимо, я с тех пор немного усохла. — И ты сейчас должна с этим согласиться.
— Если это поможет нам отправиться на передовую…
— На какую передовую?! Ты смотрела на себя в зеркало? Смотрела?! Полудохлая! Зелёная! Ни одна медкомиссия тебя не допустит!
Странно. Полковник же знал, откуда мы прибыли, и должен был понимать, что криками нас не запугать.
— Я контроллер…
— Не последний на свете, слава богу! — отрезал он, но мой несчастный, "полудохлый" вид заставил его смягчиться. — Кто я такой, по-твоему? Посылать детей выполнять мужскую работу. Чтобы сопливые девчонки меня защищали? Думаете, что уже всё на свете повидали, но ведь первая линия — это не оккупация. Подумай, о чём ты меня просишь! Тебя там прихлопнут в первый же день, как муху!
Ранди подвигал плечами, размял шею, словно был порядком утомлён этим трёпом на повышенных тонах. А я тайком радовалась тому, что на нас сейчас нет ремней, тесёмок, шнурков. Хотя едва ли Атомный стал бы думать об оружии, дойди дело до очередного убийства очередного офицера.
— Мы выносливые, послушные. — Я позволила себе каплю лукавства. — Быстро учимся. Мы можем освоить любое оружие…
— Какое тебе оружие? Такие руки даже перочинный ножик не удержат.
— Мне всё равно, что делать. Я готова учится… на сапёра, на подрывника, корректировщика или снайпера… С моим ростом я бы хорошо маскировалась на местности.
— Ещё бы! Тебя за винтовкой не видать будет. — Мужчина махнул рукой. — Тебе в школу надо, а не на войну. Ни слова больше! Дело решённое!
Его отвлёк телефонный звонок. Проведя пару раз рукой по ежику волос, я посмотрела на Ранди.
Ведь есть такие слова, которые всё ему объяснят. Что мне сказать, чтобы он понял?
— Ты слишком полагаешься на болтовню, — отметил Ранди, рассудительно продолжив: — У таких, как я, другие способы убеждения.
— Здесь они не работают.
Он пожал плечами, переводя взгляд на надрывно кричащего в трубку полковника.
— Этот точно сработает.
— Хм?
— Кляп в рот, спустить штаны и засунуть карандаш в уретру.
В самом деле, у нас с Ранди был интересный период взросления, богатый на выдумки подобного рода. Наши ровесники ломали головы над тем, что подарить маме на день рождения, а мы, как заставить полковника пойти у нас на поводу.
— О чём разговор, ребятки? — спросил мужчина, бросив трубку на рычаг.
Я искоса посмотрела на частокол остро заточенных карандашей, стоящих в стакане на краю письменного стола.
— Нас нельзя разлучать. Мы с самого рождения вместе. Мы способные, дисциплинированные, верные… — Я перебирала все возможные аргументы. — Мы должны быть на фронте. Мы не станем отсиживаться в тылу…
— Так я тут, по-вашему, отсиживаюсь? — Он жахнул по столу так, что в приёмной за дверью все присмирели. — Те, кто на заводах ишачат, тоже отсиживаются? Или связисты? Медики? Снабженцы? Ты что, вообразила, будто всё на солдатах держится? Что без тебя не обойдутся? Пострелять захотелось? Это тебе не игрушки! Видел я таких!
Пустяк, мне доводилось слышать оскорбления и пообиднее. Хотя они и исходили не от счастливых обладателей прекрасной тёмно-синей формы и звучали по преимуществу на чужом языке.