— Конечно, — прошептал Ранди, впиваясь пальцами в мои плечи. Я вспомнила, как совсем недавно эти пальцы без усилий переломили карандаш. — Если даже такой неприкасаемый отброс, как я, предан вашей семье всем сердцем, что говорить о её благородном представителе? Особенно о том, кто выбрал защиту родины и чести своей профессией.
Да. Это именно то, что я хотела услышать.
— Ты делаешь мне больно.
Его руки исчезли с моих плеч тут же, но в глазах промелькнул упрёк.
Ты мне тоже.
Это всё было так неправильно: чувствовать разобщённость, ещё даже не расставшись. Эта обоюдная ложь, эта взаимная непохожесть внешности, происхождения, статуса, о которой я ему невольно напомнила, отдалила нас ещё до того, как поезд дал финальный гудок.
— Это не всё, — пробормотала я, виновато потупив глаза. — Я не прошу тебя понять меня, но… Просто в тот момент, когда Вольстер сказал это… ну, про Свена… всё смешалось. Мне стало безразлично… Наплевать. — Это был не самый удачный выбор слов. — Он сказал, что сделает так, как мы захотим, но с одним условием.
Ранди только моргнул и отвернулся. Как раз в этот момент к нам пробрался запыхавшийся офицер.
— Еле нашёл, чёрт возьми, — проворчал он, жестом приказывая идти за ним. — Давайте живей. Второго такого шанса у вас не будет.
— Послушай! — Мы опять оказались в самой гуще провожающих и отправляющихся. Мне приходилось кричать. — Вольстер сказал, что это — всё, на что мы можем рассчитывать. Он мог бы сплавить нас в приют, но не сделал этого. Наверное, он прав. Это верное решение.
— Тогда можешь мне больше ничего не объяснять, — ответил Ранди, но в глаза не смотрел. — Если это решение — верное, значит, так мы и поступим.
— Он сказал, нам нужно учиться. Такими мы будем нужнее, ценнее. Нам необходимо показать себя. Тебе и мне. Я буду стараться изо всех сил, и ты…
— Во мне можешь не сомневаться, Пэм. — Мы остановились, когда остановился офицер. Он заговорил с тем любопытным, которого мы видели у колонны. — Мне только одно нужно знать. Кто сядет в этот поезд?
Я попыталась улыбнуться.
— Не любишь поезда?
— У меня к ним с известных пор особое отношение.
Конечно. У Ранди в поезде случилось "второе рождение". Или маленькая смерть? Женщина, имени которой он не знает и не узнает уже никогда, по соображениям взаимной безопасности отдала его — малолетнего пса-полукровку — знатной даме. На что она рассчитывала, поступая так? Какую судьбу она прочила своему сыну? Могла ли она представить, что он станет таким… таким…
— Тебя отправят далеко в тыл, — говорила я, игнорируя подгоняющего нас офицера. — Там есть научный центр и тренировочная база для тайнотворцев. Ты там познакомишься с другими контроллерами. Ты ведь представлял, каково это… наверняка хотел услышать чей-то голос помимо моего и убедиться в том, что я не единственная, кого ты можешь понимать. Там работают умнейшие, опытнейшие люди, ты многому научишься у них.
Я убеждала его, рисовала блестящие перспективы и чувствовала, как к горлу и вискам поднимается страх.
Что если он не захочет возвращаться ко мне?
— Увидишь там таких же, как и ты. Поймёшь, что никогда и не был одинок. Поймёшь, что…
Во мне, на самом деле, нет ничего особенного.
— Все только и будут думать о том, как бы сделать тебя сильнее, выносливее, умнее. Специальная программа исключительно для тебя. Еды до отвала. Своя кровать, тумбочка, вещи. Душ. Всё самое современное, новое.
Ранди смотрел на меня, словно пытался выяснить без помощи слов, чего я так вцепилась в его куртку, если там, куда он отправляется, рай земной.
— Туда, конечно, обычно посылают парами. Но мне с тобой нельзя. Я ещё слишком… ну, мне ведь совсем не шестнадцать, ты же знаешь. Меня отправят на третью линию, в госпиталь. Если за эти два года я покажу себя с лучшей стороны, пойдём на фронт. Вместе.
Его словно оглушили. Он выглядел точно так же, когда подполковник Хизель выстрелил над самым его ухом, и на его мочке повисла, как серьга, капля крови. И теперь я смотрела туда, словно ожидая её появления.
К Ранди подошёл "любопытный" и дружелюбно похлопал его по плечу.
— Поторапливайся, братец. Пора. Нам предстоит долгая дорога…
Он говорил ещё что-то, но Ранди даже не повернулся в его сторону.
— Сколько? — переспросил он так тихо, что мне пришлось читать по губам.
— Два года. — Я неуклюже делала вид, что ничего катастрофического не происходит. — Наверняка у тебя будут выходные или увольнительные. Как у Свена когда-то. Я буду писать письма. И ты тоже, пожалуйста, пиши.