— Спасибо за то, что присматривали за Ранди. За то, что спасли его и вернули мне.
— Пэм, — вздохнул Ранди. Моя признательность этому надоедливому, мнящему о себе чёрт знает что зануде, казалась Атомному излишней. Даже весьма смущающей.
— Нет… Я же…Так ты…
Могу себе представить, как происходящее выглядело в глазах мужчины. "Пёс", пользующийся даже среди ему подобных дурной репутацией, сжимает девчонке горло. Радость от состоявшейся встречи? Едва ли.
— В той операционной… — догадался Расмус. — На тебе была маска и халат. И эта нога… Боже.
Он поднёс ладонь ко рту, словно одно воспоминание вызывало тошноту. Может его работа и предполагала зрелища какой угодно степени невероятности, но дети, таскающие отрезанные ноги, были для него в новинку.
— Вы были его куратором? — спросила я, вдруг понимая, что стоящий передо мной человек — единственный, с кем я могу поговорить о Ранди. О его жизни в Центре. О тайнотворцах вообще. В каком-то смысле, Расмус Келер знал Атомного лучше меня, потому что такова его профессия. Он был исследователем и первым контроллером, встреченным мной.
Чиркнув спичкой, я подожгла скомканное письмо. Ранди достал из кармана помятую пачку сигарет и, прихватив одну губами, наклонился, прикуривая от горящего листа.
— Д-да… У меня приказ, — пробормотал Расмус, глядя на нас, как на сумасшедших. — Я должен передать вам повестку.
— Здорово! — Я отпустила догорающую бумагу и растёрла пепел ногой. — Давайте её сюда.
— Я её потерял.
— Что? — Я внимательно оглядела его. Он создавал впечатление аккуратного и ответственного человека. Будь он рассеянным, его бы уже давно выперли с работы. — Вы врёте. Зачем-то.
— Зачем-то… — Он полез во внутренний карман пиджака, доставая небольшой конверт. — Мне ведь о тебе говорили. Сказали, шестнадцать лет. Конечно, сейчас в стране такое положение, что в армию берут даже детей. Но тебе ведь не шестнадцать. А даже если так, я не хочу быть причастным к смерти ребёнка.
— Неужели Атомный зарекомендовал себя настолько плохо?
— Не рассуждай так просто о её смерти, — проворчал Ранди. — У меня два года ушло на то, чтобы научится защищать то, что мне дорого.
— Вот только ученик из тебя получился хреновый.
— Серьёзно? — протянул Атомный так, словно намереваясь продемонстрировать приобретённые навыки прямо здесь и сейчас.
— Это неважно. — Я примиряюще улыбнулась. — Таково наше желание и решение вашего начальства. Вам остаётся только смириться.
Но Расмус продолжал смотреть на повестку так, словно готов был порвать её и съесть, только бы она не попала в мои руки. Этот честный, великодушный человек был способен на ложь и подлость, только если это могло спасти чью-то жизнь.
Освобождая его от терзаний совести, я забрала конверт и тут же его вскрыла. На тонком серо-желтом листке было напечатано распоряжение полковника Вольстера, согласно которому я должна была явиться в N-cкий военный лагерь не позднее чем через три дня.
— У меня точно такой же, — сказал Ранди, заглянув мне через плечо.
В ту самую секунду исполнилось наше заветное желание. Чудесный день! Это было лучше именин и Нового года. А вот бедняге Расмусу происходящее виделось катастрофой.
— А что насчёт вас, господин Келер? — спросила я, складывая повестку пополам и ещё раз пополам, а потом пряча её в карман рядом с орденом. — Вы возвращаетесь назад?
— Нет, мне нужно в столицу. — Разговор помогал ему оклематься. — По делам.
— Я знаю расписания всех поездов. Ближайший на столицу отходит примерно через час. У вас как раз есть время купить билет и посидеть с нами в буфете. Конечно, обстановка там оставляет желать лучшего, но не выпить по чашке кофе за знакомство — грех. Не откажите.
Даже Ранди не был против этого настолько, насколько был против Расмус. Он не видел смысла сближаться с людьми, которые отправляются на верную смерть. А если мы сдружимся настолько, что именно ему придут злосчастные похоронки? Он не хотел больше иметь с нами ничего общего, но в то же время что-то вынудило его выдавить:
— Правда? Отличная идея!
Да он просто святой.
26 глава
Кофе был дрянь, поэтому Расмус заказал себе рюмочку. А следом за ней вторую. Не то чтобы он страдал алкоголизмом, просто случай предписывал, а атмосфера диктовала. К тому же, после горячительного у него развязался язык, и он выложил как на духу всё, что меня интересовало.
— Но это только между нами, — напоминал Расмус едва ли не после каждого предложения.