г) Медикаментов, как и патронов, никогда не бывает много. Если увидишь на поле боя вражеского санинструктора или санитара-стрелка, убей и забери трофеи. Это вопрос выживания и не только твоего.
— Забудь про честь и этику! — надрывался комбат, перекрывая грохот миномёта. — Убивай их, Палмер! Иди и убивай! Убивай и ори "сдохни, сука!" Чтобы я тебя отсюда слышал!
"Что они сделали с твоей матерью, Палмер?" — голосом Голдфри звучало в моей голове: "Что они сделали с Хельхой и рахитичным Тони? С твоим домом? С тобой? Помнишь, как они хохотали, насилуя и грабя? Зачем они пришли сюда, Палмер? Чтобы ты убила их! Зачем ты пришла сюда?"
— А-а-а-а! Сдохни, сука! Получай!
В тот раз я поняла, что гореть может всё. Металл, кровь и даже воздух. Из происходящего мне больше всего запомнился звук входящей в человеческое тело пули. Влажные, резкие шлепки, похожие на аплодисменты или, быть может, на бег ребёнка по лужам.
Когда всё закончилось, мы с Ранди нашли друг друга. Он хрипло посмеивался, покрытый кровью с головы до ног, словно сорванец, перепачканный шоколадом. Как в тот раз, с Хизелем, его переполняла любовь и ненависть. Казалось, он готов потерять сознание не от усталости, а от экстаза. Его дрожащие руки тянулись ко мне, но я ещё не была готова к объятьям. За тот день я увидела слишком много мёртвых и покалеченных мужчин, чтобы так просто поверить в невредимость самого дорогого.
Я оттолкнула его руки, не задумываясь над тем, что он мог подумать, и начала судорожно расстегивать пуговицы на его одежде. Мне нужно было посмотреть, убедиться. Приникнуть ухом к груди, провести ладонями по его спине, пересчитать пальцы и сползти к ногам, облегчённо прошептав:
— Живой. Целенький.
Я должна была сказать ему гораздо больше. Он заслужил похвалы и признания. Но почему-то в тот раз присутствие Ранди сделало меня безмолвной, безвольной. Всё дело в контрастах. Я слишком долго наблюдала войну со скоростью сотни смертей в минуту, поэтому теперь думала, что ещё никогда не знала такого покоя. Когда он рядом, мне уже не о чем волноваться.
— Просто постой… ещё немного… вот так…
Сказав это, я отключилась.
Это было неизбежно при тех нагрузках, которым подвергалось моё искалеченное тело и психика, и Ранди уже этому не удивлялся.
Он спасал меня: брал на руки, уносил подальше от остальных, обрабатывал раны, ухаживал, хотя всё должно было быть наоборот.
Когда я пришла в себя в тот раз, меня окружала такая темнота, что я целую минуту пыталась убедить себя, что не ослепла.
— Я ослепла…
— Нет, — отозвался Ранди, и только после этого, словно на деле он сказал "прозрей!", я начала различать очертания. Мы были в палатке, раздавался привычный мирный шум. Пахло костром и опалённым мясом, вкусно и тошнотворно одновременно.
— Я теперь не смогу ходить, — попыталась я снова. Если бы Ранди сказал и на это "нет", то я бы тут же исцелилась.
Но он не сказал. Исцелить меня ему помешал чужой голос. Женский голос, который Ранди мог понимать наряду с моим. Голос контроллера Николь.
— Не ходи за мной! — рычала она, забираясь в палатку по соседству. — Не сегодня! Я устала! Не хочу! Отвали!
Я с трудом приподнялась, но Ранди надавил на мою грудь рукой, прижимая к земле: жест врача, а не мучителя. Моё сердце протестующе билось в его ладонь. Мне это не нравилось. Я боялась того, что происходило и будет происходить совсем скоро.
— Чёрт возьми, ты не можешь! Убери свои грязные руки! Как же ты меня… — Она умолкла на минуту, в течение которой слышалась лишь их возня. — Нет… нет… нет…
Я прижала ладони к ушам так сильно, что бинты, которые наложил Ранди, пропитались кровью. Израненные руки, разодранные колени, стёртые стопы — у санитаров были свои "профессиональные" травмы, потому мы ползали по земле, перемешенной с осколками, гильзами и камнем. Всё равно что по тёрке.
— Я не хочу… не хочу… — пробивалось настойчиво через мои ладони. — Как же ты… ах!
Я повернулась набок, свернувшись клубком, и как бы настойчиво Ранди ни пытался меня распрямить, я сопротивлялась, сжимаясь ещё сильнее. Словно питон, давящий собственным телом страх, гнездящийся где-то в животе.
— Ты этого добивалась, когда пялилась на него? — ярился совсем рядом Загнанный. — Я предупредил тебя ещё неделю назад. Или тебе всё это нравится?
Контроллер и её "пёс". Николь и Загнанный занимались подобным по сто раз в неделю, назло мне, логике и уставу. В их отношениях было столько боли, гнуси и взаимной ненависти, что у меня постоянно возникал вопрос — как они сошлись или оказались по одну сторону баррикад вообще?