Зеленоглазых неприкасаемых в её "коллекции" ещё не было. Даже больше: он такой существовал в единственном экземпляре, и, по мнению Николь, никак нельзя было упустить этот редчайший шанс. Тем более с некоторых пор она стала жутко привередливой и удовлетворить её непомерные сексуальные аппетиты уже не под силу было обычному мужчине. Время шло, и она стала считать, что её уже не может удовлетворить никто, кроме Атомного. Её возбуждало в нём всё вплоть до имени.
— Мне достаточно произнести его раз десять, чтобы кончить, — говорила она, стоило ему пройти мимо. Назло мне, назло своему "псу".
Ну а бедняга Загнанный… Некогда их поставили в пару, ориентируясь на психологические тесты, хотя, видит бог, в мире не существовало ничего более противоположного, чем эти двое. На деле его звали "Гончим", но с появлением Николь он стал "затраханным". Прозвище было у всех на слуху, и даже секретарь при заполнении документов на отправку их из Центра написал "За…". А, плевать! "Загнанный" или "гончий" — один чёрт.
Честное слово, в документы тайнотворцев не записывали их настоящие имена, только армейские клички, и майор Голдфри запрещал обращаться к ним иначе, как по этим прозвищам. Для него все они — псы, а мы — солдаты. Без пола, без имени, без лица.
— Я не считаю тебя псом, — решилась я на извинения, когда мы ехали в переполненном, душном вагоне. — Ты же знаешь. Просто это был наш последний шанс.
Последний шанс? Это оправдание звучало не убедительно ещё в тот злополучный раз, на столичном вокзале.
— Мне плевать, — ответил Ранди, но в глаза не смотрел. — Я привык к оскорблениям и покрепче.
— Но не от меня.
— Я готов быть кем угодно сейчас, если это позволит мне получить желаемое. — Да-да, я тоже! — Но когда закончится война…
— Да, когда победим…
— Я докажу, что майор серьёзно ошибся, приравняв меня к собаке, а тебя — к солдатне. Он меня в этом ни черта не убедил.
Тогда я только закрыла лицо руками, про себя обещая: "Ранди, я стану самой красивой для тебя. Я буду носить одни лишь платья, а ты, пожалуйста, просто смотри. Но до этого просто выживи и просто не бросай меня".
— Не бросай меня, — прошептала я, не в силах поднять голову и посмотреть на него. В его руках я была словно в безопасной колыбели, но всё равно упрямо повторяла: — Ты только… не бросай меня.
Почему я сомневалась? Разве он когда-нибудь давал мне повод? Каждый раз, когда от запредельных нагрузок у меня отказывали ноги, он взваливал меня и моё снаряжение на себя. Переправлялись ли мы через реку вброд, шли по заминированному полю или по лесу, изобилующему растяжками, он нёс меня на себе и ни словом, ни видом не показывал собственную усталость. К сожалению, такое случалось часто, и всё что мне оставалось — скулить от бессилия и стыда. В армии, а тем более на войне, слабых не терпели, они выбраковывались сразу либо стараниями "чёрных", либо своих. Меня невзлюбили вдвойне за то, что я при всей своей никчёмности пережила многих крепких парней. Но даже если бы доведённый до белого каления майор приказал Атомному оставить меня, Ранди бы без раздумья ответил "я скорее сдохну". Он бы никогда не бросил меня так…
Но ведь бросить можно и по-другому. Не потому что физически тяжело, а потому что есть кто-то лучше. Та настойчивая, умелая, красивая женщина, которая сама идёт в руки. Зачем ему сопротивляться? Всего раз… я ничего не узнаю… просто попробовать…
— Я скорее сдохну, Пэм, — клялся Ранди. — Я скорее сдохну.
29 глава
Я проснулась до рассвета. Меня разбудил холод и шум возле палатки.
— …если ещё раз вас услышу. Ты поняла меня, течная сука?
— Похоже, ты нам просто жутко завидуешь, Атомный мальчик, — ответила на агрессию лаской Николь. Она знала, как обращаться с мужчинами, и могла найти подход к любому. — Ты сам мечтаешь о том, как бы кого-нибудь так же неистово трахнуть. Я же вижу.
Приподнявшись на локте, я слушала, хотя должна была повести себя благоразумно и заткнуть уши.
— Ты понятия не имеешь, о чём я мечтаю. Ни сейчас, ни вообще.
— Убивать и сношаться сутки напролёт, как и каждый здесь. Не считай себя особенным. Ты, как и все остальные, хочешь слышать вопли врагов и стоны женщин. Вот только лично для тебя последнее проблематично, потому что любой самый сладостный стон будет для тебя как железо по стеклу. Кроме моего.
— И кто из нас считает себя особенным?
— Ты прекрасно знаешь, что с ней тебе ничего не светит.
— Заткнись!
— У неё поехала крыша. Она никогда не позволит тебе засунуть эту прекрасную твёрдую штучку в неё… — Судя по звукам, Ранди схватил Николь за горло. — Будешь давить так сильно… и я кончу…