— За кого принимаю? — Ранди неловко ухмыльнулся. — Не думаю, что смогу это объяснить. Не с моим словарным запасом. Ты единственный человек, способный меня понимать. Единственный, кого я понимать способен. Ты научила меня говорить. Дала имя мне и всему, что меня окружает. Первое слово, которое я произнёс, было твоим именем. За кого я тебя принимаю? Не знаю… Если комендант мой хозяин, то кто ты? Я знаю лишь, что прикажи ты мне сдохнуть, и не окажись рядом оружия, верёвки или обрыва, я бы просто разбил себе голову об тротуар. Такой верности тебе недостаточно? И если эти чёртовы сигареты заставили тебя сомневаться во мне… Хватит одного твоего слова.
— Нет. Нет, просто я…
Совершенно растерялась.
Мимо шли люди, поворачивая в нашу сторону головы, одни — с недовольством, другие — с любопытством. Но, всё, что они слышали — надсадный шум, лихорадочную дрожь голоса, одержимые интонации, и никакого смысла. И слава Богу.
— Что мне сделать, Пэм?
Это было за гранью моего понимания: он требовал от ребёнка приказов. Ответов. Указания направления. Того, чего я не знала и не могла знать в силу юного возраста и несмышлености. Я была такой же потерянной, как и он, но Ранди хотя бы был старше и сильнее… Поэтому его слова показались мне результатом переутомления, бредом, даже следствием курения этих проклятых сигарет.
Ранди выглядел сумасшедшим… А для меня не было ничего страшнее, чем потерять его вот таким образом.
— Считаешь меня предателем? Не хочешь больше видеть? Мне умереть? — Он не шутил, к сожалению. — Я не заставлю тебя это делать или на это смотреть. Я всё сделаю сам, просто поверь.
— Ты… что это с тобой? — Мой голос совершенно обессилил от страха. — Я не…. Я бы никогда…
— Тогда чего ты хочешь? Чтобы я завязал? С этим будет труднее, но…
— Нет, просто… Просто объясни, зачем тебе это нужно? Ты гробишь себя в угоду врагам их же сигаретами. К тому же, за них мы могли бы достать кучу еды. — Проклятье, это прозвучало слишком эгоистично. — Но если это, в самом деле, расслабляет… Если это помогает тебе…
— Запах.
— Что?
— Это всё из-за запаха, — ответил Ранди, оттягивая тонкую куртку, измазанную чёрт-те чем. — Когда я прихожу на те поля и дороги… Там повсюду человеческие тела и куски мяса. Земля, вода и кровь… бурая липкая грязь, от которой идёт такой запах… Ты даже не представляешь, какая там стоит вонь. И словно всё, весь мир настроен против тебя: земля заминирована, а воздух отравлен. Нельзя сделать лишнего шага и лишнего вдоха. А когда я возвращаюсь, мне кажется, что я насквозь пропитался этим запахом. Я уже не могу без сигарет… Я разучился дышать. Но если ты скажешь…
— Не скажу, — перебила я его, подбирая вёдра. Если Ранди разучился дышать, то я, судя по ощущениям, ходить. — Забудь. Это неважно. Бросишь, когда победим. Договорились? А сейчас… делай что хочешь, если тебе от этого легче. Прости, я больше не стану тебя осуждать.
И опять этот взгляд! Словно Ранди хотел спрятать одному ему известную, неприглядную правду за молчанием или завуалировать её эвфемизмами.
Когда победим? Ты ведь хотела сказать: "Когда всё это безумие закончится"? Конечно, война не будет длиться вечно.
Или что-то вроде того.
— Мне этого… недостаточно. Не станешь осуждать? Безразличие — это ещё хуже.
— Да что это с тобой? — прошептала я тревожно.
— Либо ты будешь любить меня сильнее всего на свете, либо просто пошли к чёрту, — поставил он условие с самым серьёзным видом, давая повод задуматься: причастно ли тут одно лишь курево? Может солдатики угостили его чем-то покрепче табака? — Я должен быть идеальным для тебя. Мне не нужны поблажки и одолжения.
Чёрт возьми, похоже, он пропустил мимо ушей мою лекцию о нашей обоюдной "неидеальности" ещё в тот раз, в кабинете коменданта. Упрямый гордец, Ранди никогда не пойдёт на компромисс, если дело касается наших отношений. Он уподобил своего контроллера божеству и в связи с этим хотел соответствовать статусу его приближённого.
Это пугало, да… Но при всём при том, не так, как будет пугать в дальнейшем. Потому что тогда, ещё оставалась надежда на лечебные свойства победы. Она должна была исцелить нас, обновить.
— Идеальным или неидеальным — ты главное не будь дураком, — сказала я, боязливо оглядываясь по сторонам. — Плевать, что ты делаешь. Мы с тобой повязаны с самого рождения, и этого не изменить. Понимаешь? Мне всё равно…
— Даже если я…
— Да, даже если ты! Без разницы! — перебила я его. — Ты же устал, верно? Тебе нужно отдохнуть. Иди приляг.
Он неприятно улыбнулся, словно понимая, что я просто хочу от него отделаться.
— Значит, я идеальный для тебя в любом виде?
— Да, так и есть. Конечно.
— Тогда обними меня.
Мой взгляд резко ушёл в сторону.
— А как же… — публика?
— Мне плевать на них.
Вот оно что. Теперь невинные детские объятья-поцелуйчики воспринимались им не как лекарство, а как способ что-то доказать, заклеймить и присвоить.
Развернувшись, я пошла прочь от Ранди обратно к колонке.
— Не в этот раз. Ты пахнешь, как… — Как Кенна Митч. Прикасаться к тебе теперь, всё равно что прикасаться к этой гниде. — Так же пахнет в комнате дознаний. Возможно, когда-нибудь я и полюблю этот запах. Но не сейчас. Не заставляй меня.
Он не стал спорить, лишь бросил мне вслед:
— Я тебе с этим помогу.
Прислонившись к стене особняка, Ранди достал из кармана помятую сигарету.
Почему-то в дальнейшем я буду часто вспоминать этот эпизод. Например, когда Ранди будет систематически оступаться, а я — неустанно твердить, что это не беда, потому что всё изменится в лучшую сторону после победы. Но, как покажет время, это лишь развяжет ему руки. Что поделать, мои методы воспитания (или дрессировки?) не лезли ни в какие ворота.
А ещё произошедшее заставит меня задуматься над тем, как сильно тайнотворцы полагаются на зрение и обоняние. На слух в меньшей степени: слух их неоднократно предавал. А вот запах…
Хотя на месте Ранди кто угодно — не только тайнотворец — предпочёл бы сигаретный дым вони сгнившего мяса. Атомный мог часами не вылезать из остывшей воды, сдирать кожу ногтями, но всё равно, приближая ладони к лицу, чувствовал преследующее его дыхание смерти.
В его понимании воздух навсегда утратил чистоту и прозрачность, поэтому он неистово искал ему замену. Настоящими наркотиками для него стали "мирные" запахи: еды, растёртой между пальцев молодой травы, только что наколотых дров… коричного мыла на чистой коже. На моей.
— Ранди, ты… — мой сдавленный шепот оборвался, когда чужая рука скользнула под рубашку.
Ты делаешь мне больно? Ты меня пугаешь? Ты окончательно свихнулся?
И да, и нет.
Почему-то в этот раз по возвращении Ранди не спешил со мной расставаться. Он не собирался жертвовать отдыху ни минуты тихого блаженства. Сон мог подождать.
Положив голову мне на плечо, Ранди глубоко дышал. Он жадно вбирал в грудь тонкий, сладковатый запах, который шёл от моей кожи.
Интимный, сумасшедший момент… который он решил обострить своими прикосновениями. Не то чтобы это сильно смущало. Мы знали друг друга слишком долго и побывали в обстоятельствах, в которых смущение не просто неуместно — смертельно опасно. Но то было раньше. С тех пор многое изменилось. Наши тела, например. Его отношение к женщинам (ненамеренное влечение), моё отношение к мужчинам (едва сдерживаемый ужас).
Сам же Ранди пах, как Кенна Митч, и обступившая нас непроглядная темнота давала подсознанию лишний повод для беспокойства. Но, похоже, Атомный, как некогда и обещал, всерьёз взялся за моё перевоспитание: табачный запах, который неизменно ассоциировался у меня с самым отвратительным человеком на свете, теперь должен был ассоциироваться с самым любимым.
Ранди старался. А я — не очень.
Вздохнув, он что-то тихо пробормотал.
— Что? — Мой голос звучал почти равнодушно.