Людская толпа, словно вода, расступилась, пропуская меня внутрь, и сомкнулась за моей спиной. Первую минуту я видела лишь заляпанного кровью и грязью Ранди. Мой вид был едва ли лучше, но в отличие от меня Атомный выглядел не по обстоятельствам счастливым. Он с трудом удерживал смех, а значит скулёж, который раздавался совсем рядом, шёл откуда-то снизу, принадлежал не ему.
— Пэм! Пэм, взгляни, — прошептал Ранди, обнимая меня так крепко, что я едва могла дышать. Он был крайне взволнован. — Посмотри, что я нашёл.
Он неохотно отодвинулся, открывая моему взгляду отвратительнейшую из картин. Избитого вражеского солдата, у которого были переломаны обе ноги. Он ползал по земле, хватая землю горстями. Его поросшее недельной щетиной лицо раздулось от побоев. Боль стёрла из его внешности всё человеческое, превращая рот в оскал, пальцы в когти, голос в вой.
— Как тебе мой подарок? — спросил Ранди, непрестанно прикасаясь ко мне, будто хотел прочувствовать мой восторг даже на физическом уровне. — Посмотри на него внимательно и скажи…. Скажи мне, Пэм. Я так хочу услышать. Боже, как долго я ждал…
Его противоестественная радость вводила в замешательство не только обступивших нас солдат, не только Джесса Эсно, для которого любая неадекватность — норма, но даже меня. Он меня пугал. Я не понимала. Я смотрела…
И внезапно отвратительнейшая из картин стала самой прекрасной. Изумительной! Запредельно восхитительной!
Я заметила белёсый шрам на небритом подбородке и узнала во вражеском солдате Кенну Митча.
Что-то происходит со мной. Так остро можно чувствовать только любовь и страх. Это похоже на приступ, на взрыв, внутри становится горячо и шумно: в груди, в голове.
— Да быть этого не может… — Я посмотрела на Ранди. Потом на солдата с перебитыми ногами. — Не верю… нет, такого не бывает.
Требование доказательств оскорбило Атомного, но он всё же наклонился и стал шарить у солдата по карманам, пока не нашёл удостоверение. Он не заглянул в документ, а сразу протянул его мне, убеждённый в собственной правоте. Глаза, сердце не могли подвести его на этот раз, когда это так важно для нас.
Кенна Митч.
Я медленно вернула взгляд на Ранди. Он всё ещё ждал благодарности.
— Это всё? У него должны же быть какие-то письма. Фотографии.
Он нашёл мою жадность очаровательной. Мне уже мало одного Кенны, мне нужна его родня, друзья и, если таковая есть, подружка, хотя ещё несколько минут назад не было и Кенны.
Пытать людей я умела только так: забрать всё силой, показав разницу между нами — моя власть и немощь врага. Просто стоять и смотреть свысока, давая понять, что на его месте — стоит мне захотеть — окажется тот, кто ему дорог. А изощрённые пытки… пытать плоть мог только мужчина. Я не планировала заходить дальше сломанных ног, но Кенна сам подписал себе приговор.
— Почему я? Что вам надо, мрази? — завопил он. — Просто убейте меня уже! Я обычный солдат! Вы ничего не добьётесь, суки! Я ничего не скажу!
Он не узнал нас. Митч до сих пор не понял, почему Ранди счёл его достойным таких усилий: выловить, обезоружить, обездвижить, не дать покончить с собой, держать наших от него на расстоянии. Разве такого внимания достоин "обычный солдат"?
Кенна Митч не видел никакой разницы между мной и той же Николь, чьё лицо я заметила в толпе. Мы были для него незнакомцами. После всего, что он сделал, он не запомнил ни наших лиц, ни лица моей матери, что наводило на мысль. Скольких он изнасиловал? Скольких замучил в комнате дознания? Сколько из-за страха перед ним сами свели счёты с жизнью?
Он не помнил, не сожалел и не собирался умолять о пощаде. И это надо было исправить.
Из того, что Ранди нашёл в его карманах, я взяла лишь сигареты и зажигалку. Кенна всё ещё ползал на животе, впиваясь пальцами-крючьями в землю, словно хотел зарыться в неё, спрятаться.
Я наступила ему на руку, процедив:
— Не трогай её. Ты не смеешь прикасаться ни к чему, что принадлежит мне. Ни к моей земле, ни к моей матери.
— Что мне сделать с ним, Пэм? — спросил Ранди. Его закатанные по локоть рукава обнажали руки, которые убили сегодня многих. Они дрожали, но не от усталости, а от предвкушения. Такая добыча станет отличным завершением сегодняшней жатвы.
— Для начала он должен вспомнить моё имя, — ответила я, и Атомный пинком перевернул Митча на спину. — Не перестарайся. Он умрёт, только когда я скажу.
Ранди пообещал работать с хирургической аккуратностью. Пока он бил его, я сидела рядом, обхватив колени.
— Как меня зовут?
— Да откуда мне… а-а-а!
— Как меня зовут? Это не закончится, пока ты не ответишь.
— Пошла на… сука!
— Как меня зовут? Ты же был палачом в Раче. Лучше нас должен понимать, что не существует человека, который мог бы выдержать всё. Сломать можно любого, дело лишь во времени.
Сломать же Митча было для нас важнее, его убийства. Мы убивали "чёрных" сотнями просто за то, что они направили в нашу сторону оружие.
— Вы… ни черта… от меня не добьётесь… — глотая собственную кровь, пробормотал Митч.
— Переверни его, а то захлебнётся, — попросила я Ранди, после чего протянула руку к Митчу. Тот зажмурился в ожидании очередного удара. — Ничего не напоминает?
Мы смотрели друг на друга, всё ещё не в силах поверить, что это не сон. Что мы поменялись местами. Что теперь он — немощный ребёнок, а я — палач.
— Руки дваждырождённой ты счёл подходящей пепельницей. Помнишь?
— Нет, — солгал он, сплёвывая мне под ноги.
— Конечно, помнишь.
— Первый раз вижу… такую назойливую… страшную блядь… Я бы такую… даже трахать… не стал…
— Тебе и не придётся, — ответила я. — Зато ты на вкус местной солдатни очень даже ничего. Их тут человек триста, озверевших и соскучившихся по плотским утехам. А стоит им узнать, чем ты промышлял в Раче…
Выражение его лица стало таким восхитительно напуганным, что я начала жалеть лишь об отсутствии у меня фотоаппарата. Я бы хотела получить этот снимок, поставить его в рамку и подарить матери. Как здорово было бы любоваться им вместе.
— Ты что, испугался? — улыбнулась я. — Не переживай, из очереди, которая выстроится к тебе, я выберу только самых лучших. Тебе не дадут заскучать. Им, конечно, не впервой проворачивать такие штуки с мужчинами, но чтобы твой поганый член их не смущал, мы его тебе отрежем. Как тебе идея?
Митч забился под Ранди. Тот сидел на его спине, удерживая его голову за короткие волосы.
— Делай с ним, что захочешь, Пэм, — сказал Ранди. — Он теперь твой.
— Эй, мразь. Хочешь знать, что мне сказал Атомный? Он говорит, что ты теперь принадлежишь мне. Кажется, так оно и есть. Помнишь Атомного? Он подрос, не находишь?
Митчу было не до болтовни, его мысли занимало лишь спасение. Его бешеные глаза выискивали любую возможность для самоубийства.
— Скажу тебе по секрету, это мы прикончили коменданта Хизеля. Когда он валялся передо мной точь-в-точь как ты сейчас, я подумала: "как можно было бояться кого-то настолько жалкого?". Он не внушал ничего кроме отвращения, прямо как ты сейчас.
Я следила за тем, как кровь вытекала из уголка его развороченного рта, собираясь на подбородке и капая на серую землю. Кровь командира расстрельной команды, которого в Раче считали неприкосновенным божеством.
— Вилле Таргитай мёртв. Ты умрёшь уже сегодня. Из вашей дружной компании остались лишь Батлер и Саше. Видели бы они тебя сейчас… Их ждёт то же, что и тебя. Может, ты подскажешь нам, где их искать?
— Какой мне… прок? — Он просто тянул время, а не торговался.
— Ты будешь знать, что козлом отпущения сделали не тебя, и каждый участник преступления понёс равное наказание.
— Преступления… — повторил он, и его взгляд изменился, как если бы Митч нашёл то, что искал. — А-а… кажется… я понял.
— Неужели.
— Точно. Когда ты назвала имена этих козлов…Вот в чём дело… — Я качнула головой, приказывая Ранди не двигаться. — Это из-за той шлюхи… Ха-ха! Это была твоя мамочка? О, мы с ней знатно…