— Та-та-та-та-та!
По картинам, по вазам, по зеркалам, по вышитым подушкам, по пустому креслу. Я невольно задумалась над тем, что сейчас делает Ранди.
Пока я играю в месть, он её осуществляет?
Заправив (по привычке) одолженную футболку в одолженные шорты, я спустилась с лестницы и прокралась вдоль стены к кухне, из которой доносились голоса.
— …конечно, не понимаешь. Попробуй прочесть по губам, идёт? Я буду говорить медленно. — Я слышала тихий голос Ранди и приглушённый скулёж Вильмы. — У тебя на глазах когда-нибудь насиловали женщину? Нет? А тринадцатилетних девочек? Ты когда-нибудь слышал, как они кричат, а ждущие своей очереди солдаты смеются?
— Я не понимаю! Боже… Всё это бессмысленно!
— Ты ведь даже не представляешь, от чего отрёкся, — продолжил Атомный. — От родины? Дома? Фамилии? К чёрту это всё, это и для меня мало что значит. Но ты и твой паршивый друг отреклись от неё. Вы её лишились, и теперь она только моя. И я просто хочу понять, на что именно ты её променял. Дом у тебя — так себе. Может на эту шлюху? Вряд ли она того стоила, но я всё-таки проверю…
— Не… пожалуйста, не трогай её! — вскричал Дагер. — Я виноват перед вами, это так. Я признаю. Можешь делать, что хочешь со мной, но приплетать к нашему личному делу посторонних…
— Заткнись, твою мать! Я убью тебя и твою подружку, если вы будете слишком шуметь. Дай Пэм хоть денёк поспать спокойно, она как никто другой это заслужил.
— Проспать такое представление? — спросила я, переступая порог. — Ты такой жадный.
Я закрыла глаза и потёрла веки, словно увиденное могло мне померещиться. Но нет, Ранди, в самом деле, нагнул хнычущую Вильму над столом и прижимался к её заднице. Дагер сидел за этим же столом, как приклеенный. Выглядел он ещё хуже, чем вчера — синяки проступили на его лице, превращая кожу в защитный камуфляж. В чашке перед ним остывал чай. Рядом на подносе лежало свежее печенье.
Приблизившись к столу, я взяла одно.
— Ещё тёплое. Как пахнет, м-м. — Откусив краешек, я посмотрела на Ранди. — Хочешь? Или тебе по душе другие сладости? Нет, не подходи. Оставайся на месте.
— Пэм… — прошептал он, запуская пальцы в волосы женщины и дёргая её на себя. — То, что ты сказала вчера… Я понимаю. Ты сомневаешься, потому что в тебе говорит благородная кровь и прошлое. Ты знаешь, так же как я, что они заслуживают боли и унижений, но ты не способна им их дать. И я не виню тебя за это.
— П-пожалуйста… не надо… отпустите меня… — хныкала Вильма, обращаясь то ли ко мне, то ли к своему мучителю.
— Я люблю в тебе всё. И твою жалость к врагам в том числе. Чёрт, ты идеальна. А значит, дело во мне. Это должен сделать я. — Он обхватил женщину за шею, прижимая к себе. — Я не заставлю тебя пачкать руки. Даже смотреть на это. Просто доверь это мне. Я отомщу за тебя, а потом мы найдём Свена. Всё будет так, как ты скажешь. Мы отыщем Саше, Батлера и майора Эмлера. Мы убьём их, а потом… мне не важно, что будет потом. Главное, что мы будем вместе.
Доев печенье, я облизала пальцы.
— Пэм! — воскликнул Дагер, потеряв всякое терпение. — Немедленно прекрати это! Останови его, иначе…
— Не будь к нему так строг, — пробормотала я на ирдамском. — За последние шесть лет с нами много всего приключилась. Он стал немного нервным.
— Пэм, то, что произошло с вами целиком и полностью…
— На твоей совести, ага. Вот только ты понятия не имеешь, что именно с нами произошло. Ты сейчас сидишь тут и думаешь, как можно быть такими жестокими и несправедливыми. Ведь эта женщина ни в чём не виновата перед нами. — Я глотнула из его чашки. — Шесть лет назад, когда солдаты вошли в Рачу, я тоже так думала. Я думала: "неужели на свете есть кто-то менее заслуживающий такую участь, чем мы?". Чем я, моя мама… Знаешь, Вильма, моя мама была очень красивой, комиссар не даст соврать. Она была актрисой. Мужчины влюблялись в неё с первого взгляда и платили какие угодно деньги за то, чтобы увидеть её на сцене. Ты представляешь, какими везунчиками почувствовали себя солдаты, которые завалились к нам в дом? Одним из них мог быть твой отец. Или брат. Или жених. Как думаешь, Вильма, что они сделали с нами?
Она что-то бессвязно залепетала, пытаясь ослабить захват на своей шее. Дагер то и дело порывался встать со своего места, но я сжала его плечо, впившись в плоть пальцами, как когтями. Он понимал, что через Вильму я обращаюсь к нему, поэтому должен был проявить уважение и дослушать до конца.
— Они выволокли нас на улицу. Был собачий холод, и мы лежали там — избитые до полусмерти — у ворот собственного дома и прислушивались. Не буду утомлять тебя подробностями, Вильма. Тебе, похоже, не до этого. В общем-то, два года в оккупированном городе — это срок. Каждый день показательные казни. Мёртвые на фонарях. Летом болезни, зимой чудовищный голод. По ночам — крики раненых солдат и насилуемых женщин. Можешь себе представить? Мне было одиннадцать, и я тоже не понимала, в чём виновата. Но это происходило со мной вне зависимости от того, что я думала по этому поводу. Моё мнение вообще не играло никакой роли. Прямо как ваше сейчас. А это уже больше похоже на справедливость.
Допив чай, приготовленный не для меня, я осмотрела чашку на просвет. Тончайший фарфор высшего качества. Чем славится Ирд-Ам? Посудой и оружием. Этой странной выращены лучшие художники и убийцы.
— Вильма, ты замужем? — Она замотала головой. — У тебя кольцо на мизинце.
— Мы только… помолвлены.
— Твой суженый, видно, в армии.
— Д-да.
— Пишет тебе трогательные письма, конечно. Ты и его домашние считаете его героем, в то время как убийство — самый безобидный из его грехов.
— Нет, он не…
— Такой, конечно. Они все такие. Это не зависит от воспитания или степени любви, это просто инстинкт.
Я заглянула Ранди в глаза, убеждаясь в собственной правоте. Теперь Атомный не мог прожить ни дня без насилия, особенно, если под ногами постоянно крутился потенциальный враг. Прижимаясь в недвусмысленном желании к женщине, он умудрялся клясться мне в вечной любви, и при том не считал себя виноватым. Если бы это был контроллер, тогда другое дело, а эта "одноразовая женщина" всё равно что сигарета.
Как будто бы он смог меня в этом убедить.
— Даже комиссар, окажись он там, поступал бы так же. Он бы грабил, насиловал, убивал, хотя сейчас, наверное, думает "да ни в жизнь". Ты ведь так думаешь? — Я наклонилась к Дагеру, чья правая рука дрожала у кобуры. — Или ты сейчас думаешь: "господи, как я покажу этих обезумевших ублюдков Свену и Гвен?". По сравнению с тобой мы — настоящие чудовища, да? Как считаешь, Вильма, он ведь добрее нас?
— Чего ты добиваешь?! — огрызнулся Дагер, кажется, впервые с момента нашей встречи. И этот его, наконец, давший о себе знать характер не мог не удивить. Приятно.
— Ты никогда не мог спокойно смотреть на то, как угнетают слабых, правда? — Одобрительно улыбаясь, я скользнула к нему на колени. Дагер опешил. Но ещё сильнее опешил Ранди. — Как так получилось, что Вильма стала работать у тебя? Сейчас большинство женщин на заводах или в госпиталях, вместо денег получают продовольственные карточки. Думаю, попасть в услужение к одинокому офицеру, в такой дом, это настоящая удача. Ты ведь не скупишься на её жалование?
— Слезь с его члена, — прошипел Атомный.
— Разве не ты это начал? Наслаждайся, — ответила я, не глядя на него. — И даже не вздумай сойти с места.
— Пэм…
— Не перебивай меня. Я хочу знать, как они познакомились. Давай, комиссар, расскажи мне.
— Она… На вокзале.
— И что она там делала?
— Пла…кала. — Он откашлялся. — Она приехала в этот город в поисках работы, но её не приняли.
— И ты протянул руку помощи совершенно незнакомой девушке? Просто потому, что она плакала? — Дагер посмотрел на Вильму, и я проследила его взгляд. — Он, в самом деле, добряк. Никогда не мог смотреть на то, как плачут дети и женщины. Однажды, он приехал к нам домой… Он довольно часто наведывался к нам в гости, но в тот раз он хотел видеть не Свена и не маму, а коменданта Хизеля. И когда они с комендантом сидели за столом, им прислуживал один мальчик. Ты помнишь мальчика? — Дагер медленно покачал головой. — Только не говори, что забыл. Этот недоносок вылил на тебя вино.