Казалось, что ничего не изменилось. Ровно гудел мотор «Волги», мерно двигался за окнами транспортный поток, менялись огни светофора, безразлично выпускал табачный дым водитель. Но это обманчивое впечатление. Произошло нечто ужасное, словно небо обрушилось на землю.
Его засекли!
Как удалось это сделать – неизвестно, но факт налицо!
Ни при одной из предыдущих передач не возникало никаких помех. Никаких!
Значит, его запеленговали?!
Бицжеральд уверял, что это невозможно, но его слова ничего не значат!
У американца дипломатический паспорт, и ему не пустят пулю в затылок в темном сыром подвале!
Что же делать?
Что делать?!
Что делать?!!
– Мы приехали, – раздался откуда-то из другого мира голос шофера. – Вот зоопарк.
– А? Что? Да, да…
Голос был таким, что водитель обернулся.
– Вам плохо? Еще чего не хватало… У меня совершенно нет времени!
Сейчас у тебя появится время. Распахнется дверь, ловкие жесткие руки выбросят пойманного шпиона на дорогу, наденут наручники. А водитель превратится в важного свидетеля, он будет испуганно оправдываться и проклинать ту минуту, когда посадил в машину замаскированного врага!
Мысли шевелились вяло, как засыпающие рыбы. Осознание краха всей жизни парализовало ожиревшее тело. Зачем он с ними связался? Чего ему не хватало? Он достиг вершин, получил солидную должность, генеральские погоны… Теперь придется падать с высоты: позор, мучения, смерть…
– Правда, я не могу вести вас в больницу. Хотите, я посажу вас на скамейку? На воздухе вам станет лучше…
Никто не распахивал двери, не крутил ему руки, не звенели наручники. Оцепеневшее сознание сделало вывод: значит, его не запеленговали! Надежда подействовала, как укол стимулятора.
– Да, да, я выхожу. Мне уже лучше. Вот, возьмите, – он сунул сотенную купюру в мгновенно подставленную ладонь.
Дверца захлопнулась, «Волга» резко взяла с места и исчезла в плотном транспортном потоке.
Нетвердыми шагами он отошел от края тротуара, тяжело оперся на книжный лоток.
– Что случилось? – розовощекий парень по другую сторону прилавка наклонился вперед, принюхиваясь – не пьяный ли…
– Ничего, ничего…
Он выпрямился. Разгоряченное лицо обдуло ветром, сознание прояснилось. Под внимательным взглядом продавца человек в дубленке сунул в рот таблетку нитроглицерина и перевел дух.
– И-и-и, богатые тоже болеют, – откуда сбоку выдвинулось лицо старушки. – Когда деньги есть, и лечиться легче. Но и деньги не всегда помогают…
Дав ей пятьдесят рублей, генерал направился к метро и затерялся в бурлящей толпе.
Шпаковская – небольшая станция под Ставрополем. Но значение для железнодорожных перевозок она имеет немалое, потому что именно здесь расходятся пути составов, идущих на Кавминводы и на столицу Калмыкии. Здесь переформировываются пассажирские поезда и товарняки, перетаскиваются от одного состава к другому купейные и плацкартные вагоны, цистерны и грузовые платформы. Например, вагон «Краснодар – Элиста» отцепляется от поезда «Адлер – Кисловодск» и, простояв на свободном пути два часа, прицепляется к скорому «Москва – Элиста».
Пассажиры в ожидании курят у обездвиженного вагона, прогуливаются взад-вперед по выщербленной платформе, а наиболее отчаянные отправляются обследовать станцию, покупать пиво в буфете или фрукты для симпатичных попутчиц. Делают это, как правило, молодые бесшабашные люди, которые не боятся отстать от поезда. Пассажиры постарше и поопытнее предпочитают не отходить от вагона, потому что научены жизнью и знают: расписание расписанием, но всегда надежнее не отдаляться от своих вещей и гарантированной плацкарты, ибо пути Господа и железнодорожных, как впрочем и любых других властей, неисповедимы. А неожиданности если и случаются в жизни, то всегда неприятные. Здесь они на сто процентов правы.
В тихий майский вечер из громкоговорителей станции Шпаковская металлически громыхнул напряженный голос диспетчера: «Внимание, пассажиров вагона ''Краснодар – Элиста'' просим срочно занять места в вагоне в связи с маневровыми работами!»
Объявление повторили, через минуту раздалось следующее: «Граждане пассажиры, в связи с производством маневровых работ на первом и втором пути просьба отойти от края платформы и соблюдать осторожность при передвижении по станции!»
От идиллической тишины и спокойствия провинциальной станции вмиг ничего не осталось: оживленно заговорили служебные рации, с короткими гудками суетливо засновали по путям два маленьких маневровых тепловоза, высыпали на рельсы бригады путевых рабочих в оранжевых жилетах, с красными и желтыми флажками, тяжелыми железнодорожными фонарями и короткими аварийными ломиками.
Прицепной вагон стали перегонять в отстойник, за ним от здания вокзала испуганно бежали искатели приключений с пивом и горячими пирожками. Они прыгали через рельсы, скакали через шпалы, ныряли под колеса маневрового тепловозика, нацеливающегося увести со второго пути грузовой состав. Отстав от молодых попутчиков, и проклиная себя за глупость и неосмотрительность, тяжело шкандылял вдоль платформы пожилой дядечка с растрепанной седой шевелюрой, в пижаме, шлепанцах и с двумя бутылками «Балтики № 3», бережно прижимаемыми к груди. Ему в основном и доставались возмущенные гудки тепловозика, матюки рабочих и свистки дежурного по перрону. Он вжимал голову в плечи, прятал глаза и еще сильнее прижимал пиво к груди.
Наконец сумятица улеглась, первый и второй пути освободили, путевые бригады простукали звонко отзывающиеся рельсы, проверили стрелки, диспетчер уже спокойно произнес в многоваттный динамик стандартную фразу: «Граждане пассажиры, будьте внимательны и осторожны, по первому пути проследует состав поезда!»
Вдоль перрона, сбавив скорость, но ходко проследовал пассажирский состав. Он был не совсем обычным. Не стояли на площадках новеньких синих вагонов ладные проводницы с флажками в руках, не глазели на очередную станцию заспанные отпускники и утомленные дорогой командировочники, не шипел сжатый воздух и не скрипели прижимаемые им к колесам тормозные колодки. Поезд с наглухо занавешенными окнами и запертыми дверями не остановился и, миновав центр станции, принялся набирать скорость. «Москва – Элиста» – читали железнодорожники и пассажиры на белых эмалированных трафаретках, которые на самом деле были двойными и на оборотной стороне имели надпись «Москва – Кисловодск». Три путевых рабочих проводили хвост поезда задумчивыми взглядами.
– Дядя Федор, а чего это московский на час раньше идет? – спросил замызганный парнишка в порваном оранжевом жилете у своего седоусого наставника. – И прицепной вагон не взял…
Дядя Федор промолчал, вместо него ответил Сашка Яковлев.
– Это не тот московский, это литерный, он вне расписания идет. Где ты видел такие короткие составы? Салага ты, Генка. Головой думать надо. Беги, лучше, чайник включай, там небось совсем все остыло…
Через несколько минут в маленькой обшарпанной комнате дорожного резерва разговор продолжился.
Чайник закипел по новой, надкусанные бутерброды заветрились, но путевые рабочие не придают значения подобным мелочам, поэтому как ни в чем не бывало продолжили трапезу.
Федор Бичаев на правах старшего неспешно снял с электроплитки вскипевший чайник, налил бурлящей воды в три граненых стакана, сыпанул «Краснодарского байхового» – себе и напарнику Сашке Яковлеву побольше, ученику Генке поскупее, крякнув, сел на неустойчивую колченогую табуретку.
– А кого он возит, этот литерный? – спросил Генка, шмыгая носом.
Бичаев, который много повидал в жизни и в молодые годы имел прозвище Бич, в очередной раз промолчал. С легкой усмешкой выудил из кармана спецовки измятую пачку «Беломора», дважды сжал шершавыми пальцами мундштук папиросы, не торопясь закурил.
– Кого, кого, – отозвался Яковлев. Он считался человеком несерьезным, оттого и звали его на шестом десятке Сашкой, как мальчишку.