Снаут поднял на нее глаза.
– Проект «Солярис» сворачивают, – сказал он. – Поступления оборудования и средств прекращаются со следующей недели. Станция будет уничтожена через месяц, начиная с этого дня.
***
– Фрэнк, что ты выяснил? – Дракула стоял, склонившись над включенным на столе небольшим монитором. Каюту заполнял матовый золотистый свет.
На экране маячило взволнованное лицо Рэнфилда.
– Информации крайне мало. И вся – в закрытых источниках, – прозвучал его запинающийся голос из динамика. Рэнфилд поправил очки. – Финансирование... обеспечение соляристских исследований было сведено к минимуму пять лет назад. Я имею в виду, государственное финансирование.
– Американцы? – уточнил Дракула.
– Под эгидой ООН. Покорение космоса, новый путь к звездам... Сами понимаете, это был важный... имиджевый проект.
Дракула кивнул отрывисто.
– Дальше.
– Солярис обнаружили в две тысячи двадцатом совершенно случайно. Ошибка в навигационной программе беспилотного модуля. Планету изучали – долго и безуспешно…
– Я знаю.
Рэнфилд нервно сглотнул.
– Нынешняя ситуация крайне странная. Государственные деньги перестали поступать на Солярис... в две тысячи двадцать шестом, – сказал он, сверившись с какими-то лежащими перед ним бумагами. – Ни Организации Объединенных Наций, ни NASA он был больше не интересен. Согласно их документам, станция уже много лет пуста. Вплоть до прошлой недели средства на счета приходили от частной компании. Неофициально, – он замолчал.
– Они решили попробовать еще что-нибудь из него выжать и продали лицензию турфирме, – подойдя из-за спины Дракулы, сказала Агата, знавшая эту историю от него.
– Именно так, – Рэнфилд взглянул на Агату и снова поправил очки. – Идея сделать из Соляриса... э-э-э... объект космического туризма, казалась, вероятно, выигрышной…
– Но не сработала, – Дракула вспомнил единственный «отзыв» о пребывании на планете, который прочел на Земле.
Рэнфилд кивнул.
– Судя по документам, фирма… вообще не планировала массовых туров. Это потребовало бы серьезных вложений, а само путешествие для клиентов оказалось бы слишком дорогим. Скорее всего, в итоге компания использовала Солярис для уклонения от налогов. А когда все раскрылось...
Наступило молчание.
– Ты узнал, можно ли остановить консервацию?
Так это называлось в официальном уведомлении, пришедшем на почту Снаута через пятнадцать минут после телефонного разговора. «Консервация с последующей ликвидацией в кратчайшие сроки».
– Боюсь, что нет, темный лорд. Остановить нельзя, я хочу сказать – добавил Рэнфилд поспешно. – Я, разумеется, все узнал.
Дракула медленно кивнул.
– Деньги? – спросил отстраненно.
– Ищу возможности, но их не так много, – покачал головой адвокат. Он вздохнул: – С точки зрения NASA, станция – просто груда дорогостоящего металла и пластика. Каждый следующий день ее пребывания на орбите...
– Я тебя понял, Фрэнк, – перебил его Дракула. Он бросил короткий взгляд на Агату, затем посмотрел на Рэнфилда; тот выглядел совершенно несчастным. Весь его вид говорил о том, что он жаждет помочь, но не знает как. – Я тебе потом позвоню.
Он коснулся значка на экране, и лицо адвоката исчезло.
...
– Нам придется что-то придумать за эти...
– Что, двадцать восемь дней? Как вы себе представляете...
– Должен быть выход...
– Возможно, Рэнфилд...
Агата сидела на диване в кают-компании и следила за спорившими мужчинами. В другой части комнаты на удобных пуфах устроились Летиция с Джейсоном. Кажется, они собирали пазл. Тихо переговариваясь, они смеялись, полностью увлеченные своим занятием и друг другом.
Окинув женщину и ребенка рассеянным взором, Агата слегка позавидовала их безмятежности.
С момента, когда стало известно о планах уничтожении станции, Летиция и Джейсон были единственными, кто сохранял спокойствие.
От них ничего не скрывали. Сарториус и Снаут, и без того пережившие слишком много, просто не нашли в себе сил. Агата их понимала. Прятаться, шептаться и лгать, – теперь уже «гостям», – улыбаться, натужно болтая о пустяках, было невыносимо. Однако из-за того ли, что были не в состоянии осознать опасность, или же потому, что безраздельно им верили, Летиция и Джейсон не только не упрекнули ни в чем ученых, но, казалось, убеждены были твердо, что все хорошо.