— Как зачем? Чтобы добыть славу, коней, овец!
— Угу. Славу значит. Ну, хорошо, — издержки степного менталитета наверняка не выбить с первого раза, — а если у тебя тьма овец и три тьмы коней, что ты с ними будешь делать?
— Э… — пацан в ступоре. До такого он еще не додумывался. Но ничего, я разбужу его творческую мысль.
— Вот слушай, — я порылся в рюкзаке и достал оттуда значок "Победитель соцсоревнования", — я тебе дарю сильный амулет.
На нём не было столь непопулярных здесь серпа и молота, зато был профиль Ленина на темно-красном фоне и лавровые листья. Пацану я объяснил, что это могущественный талисман, защищает от всех типов абаасы, дэвов, шайтанов, пэри и прочей нечисти. Добавил к этому ножик из своей коллекции трофейного оружия и мир был восстановлен. Пацан теперь будет ходить, сиять красивой побрякушкой, преисполненный гордости. Жаль, не кому похвастаться, кроме ближних.
— Пока мы не станем сильные, нет смысла идти на войну, правда? — я додавливал Мичила, — а потом пойдём. Обязательно. Ты вырастешь и поднимешь бунчук своего рода!
Я не стал ему объяснять, что мне никакие войны не упали, а вот с поголовьем надо было что-то делать. Это всё из-за того, что я мягкий и добрый. Бабы специально мне подставились, как знали. Вместо того, чтобы быть жестким и беспощадным, я тут жопы дикарям подтираю. Что теперь. Раз подписался, так надо исполнять.
Я начал себя утешать, что я выехал, так сказать, отдохнуть на другую планету, маленькое такое сафари и секси-трэвэл. Дырка на Землю от меня никуда не уйдет, а тут вроде обнаружилась стабильность. Никто в морду кастетом не тычет, руки за спину не заворачивает. Мне теперь можно вообще ничего не делать. Сиди себе, смотри в синее небо, на седые травы и линию горизонта. Думай, "как дальше жить будем". Все люди опытные, сами знают, что надо делать. Иногда можно показать, кто в доме хозяин, но это больше самодурство.
Но весь кайф испортила, как водится, старуха. Притащила какие-то дощечки с рунами, типа тут написано, куда и когда надо перемещаться. Ничего в этом не понимаю. Малой выручил, говорит, пора сниматься и переезжать. Отец его, оказывается, готовил к жизни, всё рассказывал. Старшие-то братья уже знали всё, покойный старик, в принципе, делами не занимался. Настоящий степняк.
Ни дня мне покоя! Надо идти к какой-то Ыныыр Хая, Горе-седло. Даю команду, кочуем! Мои работнички зашевелились. Разбирают юрты, скатывают кошму, укладывают решетки. Женщины пакуют скарб. Часть вещей складывают в повозки, часть увязывают в седельные сумки. За день уложились и спали уже под открытым небом. С утра тронулись. Малой достал бунчук, надо, говорит, вывешивать, чтобы издалека было видно, что это не войско в набег идет, а мирный скотовод кочует. На бунчук надо тряпки своего цвета. Ещё проблема, атрибутика своего клана. Тоже ведь важная вещь. Достал свои потрёпанные семейники, такого жизнерадостного оранжевого цвета с зелёными цветуёчками. Вот и бунчук. Поехали. Ослы орут, овцы блеют, пыль столбом. Романтика. Мама, я – кочевник. С ума сойти. Мой прадедушка радовался бы несказанно. Собаку я положил в тележку, на кошму. Выздоравливает пёсик. "Ты потерпи", — я ему сказал, — "за одного битого двух небитых дают". Собака согласно вильнула хвостом.
Где-то за горизонтом, левее нас виднеется столб то ли дыма, то ли пыли. Мичил говорит:
— Будай ботор кочует.
— Ты видишь бунчук?
— Нет, они там, — машет рукой, — стояли, а теперь пора кочевать. Потом рядом с нами встанут, на север от Ыныыр Хая.
Я начинаю верить, что земля плоская и лежит на спине черепахи, которая, в свою очередь, стоит на трех слонах. Бурые пейзажи с пятнами неяркой зелени внезапно сменяются натюрмортами с сочной травой и кустарником в неглубоких лощинах. Овцы сразу кидаются её объедать, да и лошади тянутся к свежатинке. Мы их не торопим. Вообще, торопиться – не в привычке кочевника. На мою душу опускается спокойствие, я понимаю, что уже не надо выживать, а можно спокойно смотреть в синее бескрайнее небо над нами, слушать щебет птиц и скрип повозок. Напеваю что-то из репертуара Окна Цахан Зама. Занудные такие монголо-калмыцкие мотивы.
Мои красавицы едут рядом со мной, в полном вооружении, при луках и колчанах, периодически вместе с Мичилом отъезжая в сторону, пострелять байбаков. Это детская забава, животные любопытны и подпускают охотников близко. К вечеру у нас всегда свежатинка на ужин. Вопрос "как жить дальше" отодвинулся на некоторое время, но его надо решать радикально. Кулуты понурые и невеселые. Не знаю, что они думают. Старуха в возочке сидит. Надулась, как мышь на крупу, хотя я её ни разу не ударил. Известная порода.