Отец тяжело вздохнул. Отставил свое пиво, и, чуть наклонившись к Крису, сказал:
-Знаешь, понимание, ровно как и второй шанс, нужны в жизни каждому.
Крис побледнел. Спор, разгоревшийся между ними, был весьма обычным делом, но сейчас последние слова отца задели внутри совсем другие струны. Перед глазами Криса всплыла 7431, захлебывающаяся собственной рвотой. И те две блондинки, улыбающиеся на аукционе от того, что он-Крис- уверил их, что все будет хорошо, если они будут улыбаться. И Тина. Ее глаза, полные отчаянья и тот шепот, которым она сказала ему свое имя. Будто он мог чем-то помочь. Но он не мог. И никто и никогда не поймет и не простит ему всего этого.
-Мне пора идти,- пробормотал Крис.
-Уже? Ты ведь только приехал!- возмутился Тэд,- Мы успели обсудить лишь отъезд твоей мамы, и дело не дошло до твоих упрёков меня в алкоголизме, и осталась не тронутой тема того, как никто не поддерживал твоих стремлений!
Но Крис уже встал с кресла и вышел прочь с открытой веранды, где сидел отец.
-Я занят весь следующий месяц,- послышался его голос из прихожей,- Если приеду, то может через два. До свидания.
Дверь за Крисом захлопнулась.
-И ты не допил своего пива,- вздохнул Тэд, глядя на непочатую бутылку на столе,- Жаль, что не удалось посидеть и поговорить.
Глава 2
Тина
Жила-была девочка. Когда она была ещё совсем маленькая, ее мама заболела и умерла. И дочку стал воспитывать отец. Он был одним из самых замечательных людей, которых знала девочка: умный и добрый, всегда готовый выслушать и помочь. Он поддерживал дочь во всех ее начинаниях: от танцевальных кружков, где та прыгала в смешной юбчонке под балерину, до игры на музыкальных инструментах, из которых они перебрали примерно пятерку, прежде чем наконец остановились на фортепиано. Девочка тоже поддерживала отца. Беспрекословно она ездила с ним из одного университетского городка в другой, пока тот, приглашенным лектором, читал курсы истории. И в этой маленькой семье все было неплохо. Конечно, порой отец журил дочь за то, что та слишком увлечена учебой и совсем не обращает внимания на своих сверстников. Но наша героиня хотела стать великой пианисткой. Ей было всего двадцать лет. Целая жизнь ещё была впереди. Жизнь, в которой она непременно встретит того самого человека. Такого же доброго и умного, как ее отец. Они полюбят друг друга, и тогда, только тогда, она отдаст ему… Нет, не пресловутую девственность, отчего-то воспеваемую и ценимую в романах. Девочка хотела отдать своему избраннику себя. С плюсами и минусами. Без обиняков и без остатка. Подарить жизнь, которую они проживут вместе.
И вот теперь эта девочка стоит на меховом ковре в шикарном президентском номере отеля. Свет в комнате приглушен. А перед нашей героиней стоит человек, который купил ее жизнь. Без остатка. И сейчас этот человек заберёт и чистоту героини. Да и бог с ней, с этой девственностью. Но сдерживать слезы отчего-то все тяжелее.
Эссид стоял в нескольких шагах от меня. Высокий, невероятно красивый. Я никогда не была поклонницей мужчин восточного типа, но даже я не могу не согласиться с тем, что золотой принц хорош собой. Темные волосы. Такие черные, словно бездны, глаза. Мощное мускулистое тело. Грудь слегка волосатая: он уже расстегнул верхние пуговицы рубашки. Видимо не без намека на то, чтобы я смогла получше оценить его.
-Не бойся, - улыбнулся мне Эссид,- Я не обижу тебя.
При этом одна его рука медленно расстегивала запонки на манжете второй.
Чтобы сделать хоть что-то, а не стоять как каменная посреди комнаты, я отошла к окну. Вид из президентского люкса открывался невероятный. Весь город был у ног Эссида. Все как на ладони. Я посмотрела на север. Конечно, я не могла видеть наш дом: слишком много высотных домов заслоняли его от нас. Но я все же могла представить, что он где-то там. В общей комнате горит слабый свет, отец сидит в своем кресле возле старой лампы в виде гавайской танцовщицы, которую они с мамой отрыли во время отпуска на какой-то барахолке. Что он сейчас делает? Читает очередной исторический роман, которые он так любит? Проверяет работы студентов? Или думает обо мне?
Мне бы хотелось, чтобы мысли его были далеки от меня.
Так было бы легче и лучше для отца.
Что же до меня… Тяжёлые мужские руки легли мне на плечи, и я еле сдержалась от того, чтобы не вздрогнуть.