Или это я схожу с ума?
Мне непреодолимо хотелось остаться с Вероникой наедине. Спросить ее, как она оказалась на Тристоле. И что было между ней и Эссидом?
В последнем моем вопросе не было ни капли ревности. Я лишь хотела знать, как он отпустил ее?
Впрочем, отпустил ли? Мы сидели здесь, втроём, в ее доме. Но нас сюда никто не приглашал. Эссид пришел сам. Вторгся в этот мир спокойно и непринужденно, не прося ни у кого разрешения. Вероника время от времени бросала на меня взгляд своих печальных карих глаз. Ревновала ли она к бывшему любовнику, или же ей было жаль меня? Сказать точно я могла. Ровно как и то, сошла ли я сама с ума и накручиваю себя, или просто склонна видеть то, что эти двое так старательно пытаются скрыть.
Под конец вечера Эссид попросил Веронику показать нам ее новые работы. Девушка замялась, пытаясь объяснить, что они ещё не готовы. Но Эссид, безусловно, настоял на своем. И все мы прошли в небольшой гараж для моторных лодок, переоборудованный новой владелицей дома в мастерскую.
Для художника там все было слишком светло, аккуратно. Будто в этом гараже не работают, а лишь периодически протирают пыль. Несколько холстов стояли пустыми. И лишь одна картина была вроде как начата, но прикрыта какой-то тряпкой.
- Милая, - пожурил Эссид, - что я здесь вижу? Неужели ты хочешь сказать, что все мои труды напрасны и ты совершенно не готова к выставке.
- У меня было мало вдохновения, - устало ответила Вероника.
- Так-так, а это что?
Эссид сдернул покрывало с картины, и на него уставилось его же лицо. Вернее сказать, это было не совсем лицо. Скорее сгущение красок, оттенков, хаос цвета, внезапно образовывающий глаза, брови, нос. Но сомнений в том, чей это портрет, так же не оставалось.
- Эта и ещё одна картина – та, что над камином. Это все, что ты создала за этот год? - усмехнулся Эссид.
- Я же сказала: у меня не было вдохновения, - повторила Вероника.
Эссид цокнул языком, и в этот момент телефон его зазвонил. Посмотрев на номер, золотой принц дал нам знак подождать его, а сам вышел из гаража. Мы с Вероникой остались одни. Вся моя сотня вопросов разлетелась на куски. Я знаю, что надо было спрашивать быстро, пока есть шанс, но страх парализовал мое тело. И это был не столько страх оказаться застуканной Эссидом, сколько боязнь услышать ее ответы.
Наконец, Вероника сама подошла ко мне. Аккуратно прикоснулась к моей руке. Посмотрела в глаза и прошептала:
- Не верь…
- Чему не верить, дорогая? - в гараже, усмехаясь словно дьявол, снова возник Эссид.
- Если ты скажешь, что я плохо стараюсь и ленюсь писать, - как ни в чем не бывало улыбнулась Вероника.
- Отчего же? Я ведь четко вижу: ты ленишься! - рассмеялся Эссид.
После мы ещё немного поговорили о разном – от погоды до недели мод, – и мы с Эссидом уехали.
- Видишь, - сказал он мне в машине, - Я вполне способен на обычные отношения. Как у всех. Тебе стоит забыть страх и довериться мне.
В ответ я лишь промолчала, помня слова Вероники: «Не верь».
Аудитория была заполнена на три четверти. Ранее, как уверяла Мардж, она была полной. Но с того момента, как пропала его дочь, профессор так же потерял и часть своего красноречия. Он мог замолкнуть на полуслове. Углубиться в себя. А пару раз и вовсе выбегал на улицу, когда, как ему казалось, видел в окне знакомую фигурку. Но все было напрасно. Полиция не нашла девушку. А жизнь профессора, как это не парадоксально, продолжалась. Странно, как люди продолжают ходить, говорить, есть, дышать даже после того, как их миру наступает конец. Но именно это умение помогает выстроить мир новый. Не такой, как был прежде, но большинству все же удается жить в нем.
Так и профессор: ходил, разговаривал, читал лекции. Даже пытался улыбаться. А сам то и дело бросал взгляды за окно, в глупой надежде, что увидит там вернувшуюся дочь.
Крис сел на самый последний ряд аудитории, внимательно наблюдая за ведущим лекцию человеком. Забавно, но чем-то их работа казалась ему похожей. Рассказать так, чтобы привлечь внимание. Заставить заинтересоваться. Вызвать желание узнать или получить больше.
Профессор Синеган справлялся с этой задачей много лучше Криса. Легко, он рассказывал то, что казалось Крису со школы лишь сухими скучными фактами. Но Синеган делал правильные ударения, расставлял акценты, порой шутил, иногда был предельно серьёзен, использовал иронию и собственную харизму, и все это превращало обычную историческую ленту в нечто живое, происходящее практически у тебя на глазах. Интересно, каков был этот человек до трагедии с Тиной?