Нить была слабой. Но стоила проверки. К тому же Крис был уверен, что до тех пор, пока Тристоль не получит от него должного развлечения, с ним ничего не сделают. Создатели аукциона были слишком самоуверенны в своей всесильности. И это та слабость, на которой можно было попробовать сыграть.
Пребывая в таких раздумьях, Крис добрался до своего дома. И подходя близко, даже не сразу заметил, что на их с Мардж аккуратном крыльце сидит одинокая женская фигурка.
- Крис! – вскочила та, едва заметив его.
Мужчина невольно вздрогнул. Этого ещё не хватало!
- Мама, что ты сейчас делаешь?
Фигурка вздрогнула. Резко поднялась со ступенек.
- Привет, - проговорила она и сделала шаг к нему навстречу.
Крис моментально весь сжался. Мелкое неприятное существо внутри него мигом побежало закрывать все окна, через которые эта женщина могла пустить стрелу.
- Что ты здесь делаешь? - уже более холодным тоном повторил Крис свой вопрос.
- Я пришла поговорить, - призналась Кэт.
- А может попросить денег? - зло буркнул Крис.
Перед ним все ещё четко стояла их самая последняя встреча, когда мать сама позвонила ему после восемнадцати лет тишины, попросив встретить ее в одном из небольших кафе. И Крис, убеждая себя, что им движет просто любопытство посмотреть, какая она сейчас, поехал. Но почти первым, что сказала его мать, едва они встретились это то, что ей нужны деньги на лечение ее «бойфренда». У того, мол, рак, и ей не к кому обратиться. Крис тогда молча выписал чек, оставил его на столе и ушел. Конечно, часть его была благодарна матери, что она хотя бы не стала кривить душой и говорить в начале, как рада его видеть. Но другая часть – та, что ждала этого дня целых восемнадцать лет – хотела лезть на стену, разбить голову в кровь и выть. Такую странную боль причинила ему эта уже давно чужая женщина. С тех пор Кэти часто изводила сына звонками. Крис полагал, что ей снова нужны были деньги, но больше не желал лезть в ее мир. И сто раз просил ее не лезть в мир его. Однако это не помогало. Отец наивно говорил, что мать хочет помириться с ним. Глупец. Но только сейчас, видя ее так близко, маленький мальчик внутри Криса снова готов был бежать к ней на встречу, а обиженный темный зверёк, родившийся с ее уходом, шипел и скалил зубы.
- Я… я просто пришла проведать тебя. Тэд сказал – ты неважно выглядишь.
- Он просто вывел меня из себя. Тебе не стоит переживать, - спокойно ответил Крис, оценивая шансы пройти мимо Кэти и открыть дверь в дом, при этом избежав возможности впустить ее.
- Крис…
Кэти запнулась. Наверное, она хотела сказать что-то другое, но в итоге, как и в ту их роковую встречу, решила все же сказать правду.
- Я не ожидаю, что ты поймёшь меня. Но все же выслушай.
Выслушать ее… Крис повертел в руках ключи от дома. На улице было уже довольно темно. Начали зажигаться фонари. Безусловно, этот разговор было лучше всего закончить, даже не начав. И потому Крис сам удивился, услышав, как его голос произнес:
- Хорошо. Давай зайдём внутрь.
Кэти с интересом смотрела, как Крис копошится в дверном замке, затем открывает дверь и, наполовину загородив телом дверной проем, словно чтобы она не вошла, все же жестом приглашает ее внутрь.
Крис зажёг свет, и Кэти отметила про себя, что в доме как-то неестественно чисто. Словно в гостиничном номере. Впрочем, каждый живёт как ему нравится. Хоть Кэти и удивлялась, как у них с Тэдом родился такой чистюля.
Тем временем Крис поставил чайник, достал две чашки чая, кинул в них по пакетику и через некоторое время поставил перед ней дымящуюся кружку. Лицо Кэти обдало паром, но она почувствовала, что пакетик чая - с бергамотом. Интересно, совпадение это или нет, что из всех видов чая у ее сына дома именно тот, что она заваривала в ещё их общем с его отцом доме?
Впрочем, скорее всего совпадение. Ведь это было давно, и с тех пор утекло столько воды. Кэти не любила вспоминать те годы. Права была ее мама: они с Тэдом были слишком разными. Он любил боулинг, пиво, шумные компании. Она - всегда и во всем отличница. Получившая лучшее, чем он, образование. Их история чем-то была похожа на сумасшедше красивый мюзикл о любви: с кожаными куртками, бриолином, поездками на мотоциклах в ночь. Но никто не говорил наивной Кэти, что конец любой романтической сказки – это серые будни. Быть женой слесаря в маленьком городишке, где все и все знают друг о друге и единственным событием становится то, выиграл твой муж долбаный боулинг кубок или нет, - было нестерпимо. Кэти пыталась – честно пыталась – забыться в заботе о ребенке (который родился слишком скоро и видимо совсем не вовремя). Но даже маленький сын не помогал. Чувства одиночества, непонимания, не востребованности в какой-то миг привели ее к попытке наесться таблеток и уйти так. Но Тэд успел среагировать. Ее спасли. И тогда она ушла иначе. Сбежала из города с учителем музыки, преподававшим в школе ее сына. Конечно, это было плохо. И Кэти чувствовала себя последней дрянью. Но зато – дрянью живой. Фил был весёлым. Он разделял ее увлечения живописью и музыкой. Восхищался ее игрой на пианино. А ещё не задерживался ни в одном месте дольше одного учебного сезона. С ним она снова почувствовала то, что раньше чувствовала с Тэдом: восторг, страсть, сумасшедшее желание жить. И Кэти выбрала эту дорогу, вместо того, чтобы погибать в захолустье. Конечно, она оставляла своего ребенка. И совесть, приходя по ночам, душила ее слезами. Сначала она даже думала, что, если они с Филом обоснуются где-нибудь, она попросит у Тэда раздельную опеку. Но смысл жизни с Филом был именно в том, что они никогда нигде не обосновывались. Время шло. Чувства притуплялись. Пока образ маленького мальчика не стёрся насовсем.