Был запрет на опасные игры. До шестнадцати лет Алтынай не каталась с горы на санях, не выходила в ряду подруг в «Ак тирэк, кук тирэк» — и держала лицо, мол, не больно и хотелось, у байской дочки есть получше увеселения. Эсэй разрешала только чинные «гости», «свадьбы» и «раздачи подарков».
Были бесконечные перешептывания мамы и бабушки о недугах и лечение. Особенно они любили говорить о женских болезнях, беременностях и умирающих родами молодухах. Видела Алтынай и заговоры над луковицей, топленое олово, наматывание нити в человеческий рост на иглу.
Было нехитрое учение. Мама и Рабига-абыстай столковались, что девочке хватит знания имана, нужного для намаза. Но кто же знал, что чудные, непонятные слова арабских молитв будут так плохо даваться Алтынай?
И был отец, при любой оказии взбиравшийся в свой тарантас и уезжающий на пашни, на пасеки, на ярмарку. Как-то Алтынай услышала разговор его пастухов и поняла почему. Те были недовольны, что их отправляют молотить хлеб, и откровенно злословили:
— Взгызься в землю, как урусы.
— Все мало ему… Ведь и коней, и овец отец оставил вдоволь… Мало…
— Вот зачем ему? Кому передать?
— Да уж, всего одна дочь!
— Сглазили их род что ли?
Наверное, все так и было! Алтынай и сама догадывалась! После слов разгневанных пастухов она не смела поднять при отце глаза. Девчонке, его наказанию, его проклятию — не след.
Вторым большим грехом Алтынай была любовь к чужому жениху. Бесстыжее чувство, заставляющее лицемерно набиваться в подруги к Зайнаб и Нэркэс, вызнавать о приездах Закира, наряжаться и стараться попасться ему на глаза.
Но кого еще она могла полюбить? Кого видела и знала? В гости к ее отцу наезжали только мужчины его лет с седеющими бородами. Каждого дома ждала жена или две. Мальчишки вокруг были нищие и дикие, всей радости в жизни — взобраться на коня и мчаться вперед без единой мысли в голове. Только к Закиру было не придраться: стройный, строгий, ученый.
Как-то Зайнаб показала Алтынай переписанную братом книгу. Множество страниц мелкой арабской вязью. Неподъемный, непонятный никому в ауле труд. Сколько дней Закир провел с пером в руке, сколько показал уменья. А ведь он был совсем не похож на рыхлых и серолицых шакирдов, что год за годом сидели на полу медресе и зубрили аяты. Наверное, побеждал бы и в байге, и в борьбе на поясах, но почему-то не выходил состязаться с аульскими парнями.
Сердце Алтынай выбрало Закира давно, в ее четырнадцатое лето. Сердце Алтынай выбрало его слишком поздно: Закир и Нэркэс уже кусали друг другу уши. Их отцы были дружны и пообещали детей друг другу чуть ли не при рожденьи.
Иногда Алтынай просыпалась по ночам от отчаянья, ведь ее отец тоже уважал Агзама-хазрата. Сколько раз хвалил, что именно при нем в ауле выросла новая мечеть. Достойная, ладная, с восьмигранным минаретом и аккуратной башенкой-гумбезом. Почему отец не сговорился с муллой про нее? Чем эта востроносая, похожая на куницу Нэркэс заслужила свое счастье?
А еще Алтынай чуяла, что Закир уже оторвался от аула, что он держится за него одной рукой. Прошлым летом лишь несколько дней провел дома — учил детей в казахских степях. У нее было мало времени, и она, позабыв про честь, про гордость, бежала туда, где можно было его увидеть.
Однажды он толковал при ней про новенький театр в Уфе (кажется, там у русских выступали сэсэны). В другой раз — пересказывал историю о Юсуфе и Зулейхе. А этим летом сказал, что земля вертится вокруг солнца.
Умная Зайнаб расхохоталась:
— Почему тогда реки не выливаются из берегов, братец? А люди зимой не ходят вверх головой?
— Погоди, — отмахнулся Закир. — Мне еще читать и читать «Нозхател-болдан», разберусь.
А Алтынай смотрела на него и мечтала обернуться пчелой. Кокетничать с приглянувшимся цветком, а не маяться от тоски и молчанья.
Третьим ее грехом была ненависть к Нэркэс.
Всем, всем удался ауллак-аш у Нэркэс. Девушки вздрагивали во время страшных сказок Салимы-енге, вздыхали над протяжными песнями Галии, нахваливали сладкую кашу и золотые баурсаки.
Алтынай в своем лучшем бархатном еляне восседала на урындыке. Не шла танцевать, когда другие девочки били мелкую дробь или плыли под напевы кубыза. Не шутила, как Гайша и Нэркэс. Не рассказывала истории, как Зайнаб. Не помогала с угощением, как Танхылу и Кюнхылу. Она была занята другим!