Вот как дружить с такой? Как говорить о заветном? Весь аул знал, что Зайнаб и Касим рождены друг для друга. Он был внуком сказительницы, она — дочкой муллы. Он за один год в медресе выучился письму и счету, она только и ценила людей, кому легко давалось ученье. Он то и дело подъезжал к ее дому на своем соловом, она выбирала его во всех играх. А с подругами мочок! Никому не признавалась, что хоть как-то выделяла Касима.
— Ты думала, что их могло убить, Алтынай? — Зайнаб свела брови над заплаканными глазами. — Откуда взялись молоко и крупа? Кто обмазал их лица углем? Почему они легли спать в нарядах и украшениях?
— Я думаю, почему не убили нас.
Сны Алтынай в ту ночь снились дурные и маятные.
Вот шумные гости выносят сундуки с ее приданым и грузят на арбы, вот она сама садится верхом на высокую белую лошадь, вот они вместе с Закиром едут по аулу. Алтынай оглядывается: ее провожают семь живых братьев. Все они разного возраста — от совсем взрослых мужей до юных парнишек. Кто-то стройный и русый — в род матери, кто-то крупный и темнокудрый — в род отца. Почему-то она знает, что их зовут Буребай, Байбуре, Акбуре, Бурехан, Борхан, Кашкар и Кашкарбай. Почему-то никто из них не перешучивается и не глядят легко и весело. Все нарядные, но суровые, как на похоронах.
Провожать ее едут и подруги — эти перешептываются, улыбаются, явно заглядываются на ее братьев. Кто-то еще румян и ясноглаз, а у кого-то — синяя кожа и черные губы, как у утопленниц в сказках. Почему-то Алтынай направляет свою лошадь к Зайнаб, Хадие и Иргиз, а те обращаются в уток и летят прочь. Растерянная Алтынай глядит на свой наряд, и ее украшения: тушелдерек, серьги, кольца — тоже разлетаются черными жирными мухами.
А потом происходит совсем страшное: Закир сползает с коня, падает на пыльную дорогу, не дышит. Алтынай кричит: «Олэсэй! Олэсэй!». Алтынай знает: никто в целом свете не может спасти ее жениха, кроме бабушки.
Алтынсэс-олэсэй, еще молодая, не сломленная болезнями, встает рядом, но не помогает Закиру. Алтынай слышит ее голос: «Кызым, теперь вы сами, теперь вы сами…». Хочется закричать «Но я ничего не умею! Почему ты не учила меня?!», но голоса у Алтынай нет.
Она поднимает глаза и видит другой свадебный выезд. Едут ее родители — мама, которая намного красивее ее, отец, который намного сильнее Закира. Нет счастливее людей на всем белом свете. В их глазах плещутся гордость, любовь, ликование. Они не оглядываются ни на кого, и только Алтынай видит, что вслед за ними едут призраки, бегут грязные собаки, летят мухи, извечные мухи. В одной арбе — нарядная юная девушка. Она сама.
Алтынай просыпалась многожды за ночь с испариной на лице, но ничему не удивлялась. Что еще могло сниться той, кто призвал смерти своих подруг?
Всю минувшую весну Алтынай размышляла, как привлечь внимание Закира. Плыть под его окнами с коромыслом, звенеть сулпами, поглядывать из-под тяжелых ресниц? Но сколько драгоценных летних дней может пройти зря. Написать записку и во всем признаться? Но как не разочаровать своей неграмотностью уфимского шакирда. Пойти на грех и приворожить? Узнают — вымажут лицо сажей, с позором проведут по аулу…
Несколько дней Алтынай набиралась смелости. Несколько дней тенью следовала за Салимой-енге. Закрывая лицо руками, спрашивала о запретном. А та вдруг стала печальной и серьезной, замотала головой, только и смогла научить заговору:
Мол, повторяй про себя, этого хватит. Алтынай вышла от нее в гневе: Салима-енге ее берегла и обманывала. От ее слов не будет никакого толка! Вот Алтынсэс-олэсэй никогда бы не подвела, ничего бы не испугалась!
Тогда Алтынай напросилась с отцом на ярмарку в Аксаит. Когда-то она любила это большое село выше по Бурэлэ, любила видеть отца за работой, любила представлять себя на его месте, но уже несколько лет старалась бывать там пореже. Решилась только ради Закира…
Всю дорогу вспоминала, как в раннем детстве бабушка возила ее к местной травнице, как они искали ее грязную кибитку где-то на окраине, как пожилая женщина показалась Алтынай настоящей ведьмой-албасты, а, может, ею и была. Найдет ли она ее спустя десять лет?
Нашла! Кибитка стояла все там же, по-прежнему была крыта свалявшимся серым войоком, по-прежнему пахла чем-то ядовитым и чем-то лечебным. Но на встречу Алтынай вышла не уродливая старуха, а прекрасная женщина. Только кожа ее была чересчур бледной — почти в синеву. Только глаза — глубокими и не молодыми.