Устроили привал и обсудили события последних дней, только когда ушли достаточно далеко от пещеры с убитым чудовищем. Было еще достаточно рано, летняя жара не догнала их, и Иргиз развела костер.
Хадие казалось, что Закир рассказывал страшную сказку. Совсем как ту про болото Малики, про пропавшую девочку. Странно было слушать про уряка, про многолетнюю месть, про нападения банников. А потом заговорила она сама, и тоже получилась страшная сказка. Во всяком случае слушали ее так, словно она вернулась из земли дэвов.
— Надо искать шурале, — сказал потом Сашка. — Если уж Хадия такое умеет, то что может ее бабушка.
Хадия прислушалась к себе: ей нужно было войти в лес — и она могла войти в лес.
«Отец точит когти», — сказал Чукай перед смертью.
Каким бы дураком Ишай не был, эти слова он хорошенько запомнил. В урман ему хода не было: он отбился от стаи, он украл и потерял дичь, он дал убить брата. Какой он артак! Позор племени!
Особенно жгло внутри из-за смерти Чукая.
Когда-то их у отца было трое: умный Мекей, сильный Чукай и быстрый Ишай. Когда Мекея задрали на охоте волки, Чукаю пришлось стать и умным, и сильным. Чукай справился: отец гордился им, десятник Тюляй — слушал, Ишай — равнялся. Не признавался, правда, но равнялся. Сам так чесать языком никогда не умел. Мыслишки в голову тоже медленней бежали. Вот кто придумал заменить одну девчонку на другую и отдать ей? Чукай! Кто нашел дом охотника? Чукай! Кто не дал убить его, дурака Ишая? Тоже Чукай!
И это что же получалось? Теперь Ишаю нужно быть и умным, и сильным, и быстрым? Ладно, положим, унести ноги от проклятой лучницы он смог, выдрать стрелы из спины — тоже. Но что делать дальше? Хорониться в кустах до конца времен? Явно, умный придумал бы что-то получше.
Чукай придумал пойти за реку и отсидеться там, пока не схлынет гнев отца и подлеца Илькея. Про нее было лучше вообще не думать, слишком страшно.
Через лес пробирался как тать — прятался чуть ли не от червей в земле, чуть ли не от мух в воздухе. Перед адской рекой замер: вода жгла шкуру артаков хлеще огня, надо было набраться сил. Прежде чем пойти вброд, закусил палку, чтобы не разораться на весь урман и на весь аул. Положим, это было неглупо. Шел через поток и поминал все грязные слова, которые слыхал с рожденья. Добравшись на другую сторону, буквально рухнул на гальку и дал обсохнуть шкуре от жгучей воды.
А там его ждал подарок, и неплохой — небольшой грот или пещерка. Вот где он переживет дурные времена, а, захочет, устроит себе берлогу для зимней спячки. Интересно, что сказал бы Чукай про его пещеру? Оценил бы?.. Так вот что было еще не так — не с кем перемолвиться словом. Ишай с малолетства бегал в стае и один жить не умел. Но если ты позор племени, привыкай.
Пещерка была узковатая для артака, но он попробовал пройти вглубь. Сверху сыпались земля, камушки — невезучий, невезучий Ишай, жить тебе, как кроту. А потом он наступил на что-то неприятное и мягкое. На что-то из плоти. На труп. Тут уж заорал, как должно главному дураку в семье!
— Ох, любезный, что ж ты так голосишь? — послышался откуда-то знакомый голос.
Из-под слоя земли, камней, какой-то травяной трухи вылез Кулкан. На его животе красовалась громадная рана в едва запекшейся крови, но он был вполне жив-здоров. Не зря говорили, что албасты с убырами в родстве.
Ишай боялся Кулкана больше, чем отца, покойного Тюляя и здравствующего Илькея вместе взятых, но постарался не подать вида.
— Так, мальчик мой, ты, мнится мне, из славного клана артаков. Кто у тебя отец? Десятник? Ну-ка, ну-ка, помоги мне, пропусти к свету…
Кулкан не особенно ловко протиснулся мимо Ишая и практически выполз из пещеры. Раздраженно ощупал свою морду, осмотрел странные темные лохмотья на своем теле, цыкнул.
— Так, кажется, мне пока придется остаться в моем великолепном первозданном обличье.
Глянул на ошарашенного Ишая, который тоже выбрался из тьмы:
— Хорош! Как здесь у вас говорят? Батыр? Так вот, мой храбрый батыр, я тебя призываю на охоту. Не посрами своего гордого племени. Справишься — братья станцуют в твою честь танец воинов, уж я прослежу.
— Что нужно делать? За кем идем? — сердце Ишая радостно забилось: больше не нужно быть умным, умный у него опять был.
— Драгоценный мой, глядишь в самую суть. Нас с тобой интересуют две юные девы, а вернее, две их прекрасных головы.
— Ты? Ты тоже?! — Ишай ошарашенно глядел на Кулкана.
— Я — что? — не понял его новый вожак.
— Охотишься для нее?
— Так, кажется, наша дорога будет не такой скучной, как я сперва предполагал. Мальчик мой, начни-ка с начала. Как там твое роскошное имя? Кто твой достопочтимый отец? И как ты провел последние пару дней? — на морде Кулкана появился то ли оскал, то ли улыбка.