— Я крикнул слугам, чтобы пришли, но никто не появился, — продолжал полицейский. — Тогда я понял, что видел привидение. Это чувство нельзя описать… В общем остаток ночи, признаюсь, я не спал. А утром спросил у местного старейшины, кто была эта женщина. И тот подтвердил — нат, то есть дух женщины, пойманный мгновенной смертью в магическую сеть. Теперь привидение не может покинуть место, на котором погибло ее тело.
— Я не верю в духов, — слишком громко сказал молодой заместитель комиссара. — Мы стояли в Кантаре, на берегу Суэцкого канала. Как-то толпа арабов взбунтовалась и убила нашего солдата. Мы поспешили туда. Разумеется, расстреляли их, сотни две уложили на месте. Злы очень были. А ночью пришлось мне стоять с патрулем на площади, среди трупов. И ни одного привидения я не видел. А если бы привидения были, сколько бы я их за ту ночь увидал?
Помощник комиссара засмеялся. Никто не поддержал его. Тот оборвал смех.
И в этот момент на освещенной дорожке, ведущей к веранде, показалась человеческая фигура. Она двигалась совершенно бесшумно, легко. Это был молодой мужчина, почти юноша. Человек поднялся по лестнице на веранду, прошел мимо замерших англичан и исчез в комнате.
Первым пришел в себя начальник полиции.
— Бой! — крикнул он, вскакивая с кресла. — Бой!
Бой появился не сразу.
— Да, сэр?
— Тут проходил кто-нибудь?
— Нет, сэр.
— Ты врешь.
— Я никого не видел, сэр.
— Пойдем на кухню. Я переверну весь дом…
— Не надо, — перебил его комиссар. — Даже если это и не привидение, ручаюсь, вы ничего не найдете.
А внизу, у одного из сампанов, человек, которого видели на веранде, тихо свистнул. С сампана раздался ответный свист. Человек перепрыгнул через полосу воды.
— Вы Такин Аун Сан? — спросил его хозяин сампана.
— Да. Еле сбежал от полиции.
— Как вам это удалось? Ведь здесь крутой обрыв — нигде не прорвешься. А на дороге, я сам видел, стоит кордон.
— Мне друзья сказали, что к пристани ведет тропинка из кухни английского клуба.
— Да, но там же англичане…
— Я рассчитывал на внезапность. Просидел некоторое время в кустах, послушал, как они говорят о привидениях, и прошел спокойно через веранду, на которой они сидели. Они себя уже достаточно подготовили к моему появлению.
Сампан отчалил и, не зажигая огней, заскользил вниз по течению, к Магве.
Хозяин сампана несколько раз бросал рулевое весло, заглядывал под навес и, трясясь от неудержимого хохота, расталкивал дремлющего Аун Сана. Спрашивал:
— А как привидения ходят, ты знаешь?
Или:
— Они теперь под своим клубом клад искать будут!
И снова исчезал в ночи, и только с кормы доносился его приглушенный хохот.
А Аун Сан, засыпая, думал с благодарностью о бое английского клуба, который, не говоря ни слова, показал ему тропинку к реке. И не выдал потом. Ведь погони за ним не было.
1939 год ознаменовался несколькими важными событиями как чисто внутреннего значения, так и связанными с событиями во внешнем мире.
Правительство Ба Mo сменилось правительством У Пу, правительством безликим, полностью послушным англичанам, которое с не меньшим усердием продолжало аресты такинов и профсоюзных деятелей.
В этом правительстве министром лесов стал У Со, адвокат из Таравади, защитник Сая Сана, по воззрениям чистый фашист, а по манере действий — оппортунист и приспособленец.
А Ба Mo, обиженный на своих друзей англичан, ушел в оппозицию и стал произносить «революционные» антианглийские речи, чтобы сколоть сильную партию и вернуться к власти.
Такины же за этот год добились большего, чем за все предыдущие. В январе под их руководством была создана Всебирманская крестьянская организация. На конференции присутствовало несколько тысяч крестьян со всей Бирмы. Значение ее трудно переоценить, потому что именно созданием этого союза стихийное крестьянское недовольство было повернуто в русло организованной борьбы. Конференция приняла резолюцию, в которой призывала крестьян бороться за национальное освобождение, за ликвидацию помещичьего землевладения и национализацию земли и, наконец, за создание социалистического государства рабочих и крестьян. Даже если не знать, что конференция была организована по инициативе такинов, легко было догадаться об этом — резолюции ее звучали по-такински.
На очереди стояла организация рабочих.
За тридцать девятый год в Бирме прошло более двадцати пяти крупных забастовок — рекорд для страны. Рабочий класс вырос не только количественно, но и делался все более сознательной силой. В стране насчитывалось несколько профсоюзов, большинство которых находилось под влиянием такинов. Инициативу объединения их в единый орган взяла на себя «Добама».