Пожалуй, за все свои двадцать пять лет не приходилось Аун Сану оказаться в таком тяжелом, нелепом положении. Пять лет он находился день и ночь среди друзей, работал, говорил речи, боролся — и вот теперь он лежит в трюме китайского парохода. Он едет в Амой, исполняя миссию, которую вряд ли удастся выполнить, оторванный от всего, от друзей, от партии, от движения, зная, что дома, в Бирме, тоже плохо и нет верного пути, чтобы освободить ее. Аун Сану казалось, что вся работа его и его товарищей пошла насмарку.
У каждого человека бывают периоды безнадежности, безвыходности, тоски, и в такие периоды легко увидеть все даже в более черном свете, чем есть на самом деле. Тут сказались и изматывающие дни подполья, скитания по квартирам, и то, что раньше все шло так хорошо, так быстро росла революция в Бирме, так близка была победа, а достичь ее не удалось. Сказались и качка и одиночество в трюме. Сказалось и то, что было Аун Сану всего двадцать пять лет и порой просто не хватало жизненного опыта, знаний.
«Хианьли» миновал Гонконг и подошел к причалам Коулуна, международного сеттльмента, который по очереди управлялся англичанами, американцами, японцами и гоминдановцами — по неделе каждой страной. Это был странный мир интриг, контрабанды, шпионажа — шаткий и ненадежный.
Здесь и пришлось покинуть корабль. Капитан заявил, что планы его изменились и дальше «Хианьли» не пойдет.
Такины вышли из порта и остановились на площади. Куда идти? Они в китайской одежде и, если начать расспрашивать прохожих по-английски о том, где найти себе приют, значит только возбудить подозрение и оказаться в тюрьме. А кто сегодня управляет сеттльментом? Если англичане — может кончиться совсем плохо.
И тут к ним подошел полицейский. Пара путешественников очень бросалась в глаза — обтрепанные, усталые.
— Документы, — коротко сказал полицейский.
Полицейский был китаец, но это ничего еще не значило.
Документов не было.
И первую ночь друзья провели в полицейском участке. На их счастье в эту ночь начальник его (была гоминдановская неделя) не пришел, и допрос снимал сержант, говоривший по-английски и не ставший спорить, когда Хла Мьяин уверил его, что они приехали с Филиппин искать работы. Не стал спорить он, потому что такин положил перед ним на стол пятьдесят рупий. Рупии были бирманские. Но и отпускать такинов он не собирался. И не отпустил бы, если бы к пятидесяти не прибавилось еще двадцать пять.
Через полчаса такины были снова на свободе и даже с адресом гостиницы, в которой не задают вопросов. Адрес дал тот же сержант — гостиница принадлежала его брату.
У такинов оставалось двести с небольшим рупий. И все.
Три месяца они прожили в маленькой комнате на втором этаже грязной и шумной гостиницы. Четыре рупии в день за жилье, по рупии на душу на обед и завтрак. Наверно, такины и не продержались бы эти три месяца, если бы Хла Мьяин не нашел бы уроков. Он учил по утрам английскому языку детей одного торговца. Но все равно к концу третьего месяца такины задолжали в гостинице больше сотни.
Выбраться на север не удавалось.
Несколько писем на конспиративный адрес в Бирме остались без ответа. Потом пришло письмо. Аресты продолжаются, денег у партии нет ни пья, посланцам следует рассчитывать только на собственные силы. Как только будут налажены контакты — сообщат.
Аун Сан просиживал дни в комнате. Так же молчал, так же мучился от собственного бессилия, читал запоем, потом срывался с места, уходил в город и, рискуя попасться снова в полицию, бродил по тесным чужим улицам, забирался в книжные лавки, в миссионерскую библиотеку и везде вглядывался в лица, искал, надеялся на случайность: вдруг какое-нибудь седьмое или девятое чувство подскажет, что этот встречный — друг, который знает, как найти нужных людей.
В октябре Такин Мья получил письмо Аун Сана. Письмо пришло на резервный рангунский адрес, и уже по знакомому почерку на конверте он понял, от кого оно. Почерк Аун Сана был знаком и полицейским, и Мья про себя выругал Аун Сана за нарушение конспирации. Письмо было злым и отчаянным. Больше, писал Аун Сан, сидеть на этом проклятом острове нет никакого смысла, да и сил нет. Деньги кончились, связи не найдены, пользы движению от пребывания такинов в Китае никакой. Если можно набрать несколько сотен рупий, такины рискнут пробраться на рыбачьей лодке на континент, а там от деревни к деревне постараются пройти на север. Тем более что сидеть дальше на острове становится опасным. Неизвестные люди уже несколько раз наведывались в гостиницу и наводили справки о том, кто эти два китайца, не знающие китайского языка.