Выбрать главу

- Ни конному, ни пешему,

Ни злодею, ни лешему.

Ни птице, ни зверю,

Не откроются двери.

Словам замок,

Ключ под порог.

И поплевала через плечо.

   Там же у дерева, выкопала ещё одну небольшую ямку и закапала холщёвый звенящий мешочек, взяв из него несколько золотых монет.

   Убитая горем женщина, взяла ребёнка на руки, окинула взглядом земляной холм  и поплелась в сторону деревни. За день, она как – будто состарилась, лет на двадцать. Неслыханная беда снежным, тяжёлым комом раздавила её плоть и душу.

    Пот и слёзы, словно выели глаза, все предметы расплывались, она почти  шла наугад.

Донка остановилась у крайней избы, потянула воздух и пошла дальше, у третьего двора остановилась. Избёнка небольшая была, но дальше ей идти не хотелось:

- Хозяйка! – позвала она. Никто не отозвался, лишь собака за забором  подняла оголтелый, злобный лай, её лай поддержали другие деревенские собаки.

Через время, в дверном поёме показалась молодая женщина:

- Идите с богом, нечего дать, нет ничего!

Цыганка не уходила:

- Подойди красавца, сказать, что надо...

- Уходите, ничего знать не хочу! – уже хотела уходить.

- Не гони зазноба, молоко пропадёт, чем дитя кормить станешь?

Та, застыла, как вкопанная:

- Кто наболтать успел?

- Никого не видела, ты первая. Впусти, дай душе согреться.  Чего боишься? Брать то всё одно, нечего, а я дать много чего могу.

- Мне ничего не надо.

Собака не унималась, приходилось чуть ли не кричать.

Донка открыла калитку и посмотрела в глаза псу, тот заскулил, лёг подле её ног и завилял хвостом.

- Я сейчас мужа кликну! – пригрозила хозяйка дома.

- Да, нет, у тебя никакого мужа, в город ушёл, там себе другую нашёл. Уходил даже не знал, что ты от него понесла. Не вернётся, пока в войну не играется, - женщина с ребёнком на руках подходила к крыльцу, - Ещё чего узнать хочешь? Дочка у тебя, двух месяцев отроду, на тебя похожа. Так впустишь?

- Так почти зашли, проходите.

- Да, ты не бойся, с добром пришла, кипяток найдётся?

  На руках зашевелился тряпичный комочек, подавая признаки жизни, кряхтя и попискивая.

- Покорми,. Молока много на двоих с лихвой хватит, спаси мальца, мать при родах преставилась., а я тебе помогу. Сил совсем не осталось. Там в поле кибитка брошенная,  лошадь ироды забрали, отдохну,  прикатим, она не тяжёлая. Там еда кой какая есть, да вещи хорошие, цыганские, перешить можно.

- Не стану, вдруг молоко пропадёт.

- Если не покормишь, точно пропадёт.

Ребёнок всё настойчивей требовал еды, изводясь криком.

- Бери уже, отдавая внука в руки кормилице.

Та с опаской взяла мальца и приложила к груди. Было слышно громкое почмокивание.

- Ой, какой ненасытный, так мокрый он, поменять надо.  – обратилась она к цыганке.

Та её не слышала, уснула, там же на коврике.

Проспала Донка часа два, встала отдохнувшей:

- Спасибо голуба! Щедро награжу, жалеть не будешь. Детки крепко спят, надо за телегой сходить.

Малыши крепко спали  в одной  плетённой из бересты люльке, цыганка, увидела внука: он мирно посапывал рядом с хозяйской малышкой:

- Добрая ты, смотрю перепеленать успела, награжу, придёт время. Без мужика не справиться, вместе передюжим времена бедовые.

Пришли женщины в поле за кибиткой, но как не пытались, не смогли сдвинуть её с места.

- Лошади есть в деревне.

- Ни какой живности не осталось, всё разграбили: то белые, то красные – кто успел в лесу животину спрятать, так на всю деревню, две коровы, да три козы…

- Значит будем с молоком. Давай, хоть что-то перетаскаем, в хозяйстве сгодиться, а то поди к утру всё растянут.

     Навязали узлы, кое-как  донесли до избы. Собака встретила их радостно виляя хвостом.

- Это как возможно такое, самый злой пёс на деревне, а к тебе лащится?

- Всё узнаешь, захочешь – научу.

- Меня Донка зовут, так и зови. Тебя никак Ксения?

       Девушка в удивлении, распахнула глаза.

- Привыкай, я же кочевая цыганка, бабка колдовским штучкам обучила, да ты не бойсь, вреда от мена нет,  хотя  от большой обиды и навредить могу.

       Через дня два от телеги с кибиткой и колёс не осталось.

       Так Донка осталась на безвременное житьё у добродушной Ксении. К своим  цыганке нельзя было, ей не простили бы  гибель целого табора.

    Деревенским не очень по нраву было такое соседство, хотя худого за ней не было замечено. Однако редко, кто искал с ней общение. И далеко не каждый отваживался топтать дорожку к их скромному с Ксенией жилью -  то ли боялись колдовских чар, не старой ещё цыганки…