Бригадир деревни - Егорыч, в которую попала по распределению Мария: на вид был не старым, лет пятидесяти, вместо левой ноги, ниже колена была прикреплена странная деревяшка, передвигался на костылях, он смотрел на неё с недоверием:
- Как зовут? Сколь годов то?
- Мария! Двадцать один скоро исполниться.
- Образованная? С математикой дружишь?
- Школу окончила с отличием. Музыкальное образование имею.
- Вот куда мне тебя? Ни за коровами ходить же. Вон жиденькая какая, не кормили поди? Ни на ферму, ни в поле - не вытянешь. Что молчишь то всё?
- Не знаю, что Вам ответить.
- Так вот, что мыслю, мне в бухгалтерии разобраться надо, поможешь?
- Попробую.
При конторе была небольшая комнатка, там стояла кровать и стол со стулом.
- Ну вот, устраивайся пока, как-то так! На время сгодится, а протапливать дом будет дед Филип.
Так Мария осталась при конторе: учётные записи вела, с цифрами управлялась. Егорыч был доволен работой девушки и называл её уважительно - Мария Николаевна.
Деревенские бабы смотрели на неё подозрительно и даже враждебно:
- Это, что ж за птица такая залетела в наши края? За какую провинность сослали?
- Ишь какая вся тонкая, на балеринку похожа! Из Москвы никак?
- Из Ленинграда! – отвечала Мария.
- Из буржуев что ли?
- Что привязались к дивчине? В контору прислали, вроде как за секретаря, - вступался бригадир.
На новую конторскую работницу ходили смотреть, как на диковинку какую, уж слишком она была не похожа на местных. Егорыч иногда шумел на них:
- Что вам цирк здесь, что ли? Ну, что за народ любопытный?
Кончилась война и потихоньку стали возвращаться мужчины в деревню, среди них был Фёдор: всю войну прошёл на танке и на удивление, ни единой царапины… однако братья его, все полегли на поле боя, никто не вернулся.
Он пришёл в контору устраиваться на работу, где и увидел стройную, даже худую – Марию. Ему приглянулась необычная, манерная нездешняя девушка.
Придя домой, чуть ли не с порога заявил:
- Батя, мать! Решил я, навоевался! Женится буду!
- Девок одиноких много, деревня целая, выбирай любую. Кто посмеет отказать бравому вояке,- поддержал его отец.
- Выбрал уже!
- Кто такая?
- Конторская, из городских!
- Чего? Это тощая хивря? Хочешь, чтобы вся деревня на смех нас подняла? И думать забудь! Не бывать буржуйским выкормышам в доме нашем! – заругалась на сына мать.
- Я свой выбор сделал! Она или никто!
- А ты, что же молчишь?! – напустилась она на мужа.
- Ему жить! Полюбилась видать!- вступился отец за сына.
- Тьфу, что за мужик?! С тобой навоз только плошками грести! – только более упорствовать не стала, хоть один сын да вернулся с войны…
Мария толком не успела узнать Фёдора, но была благодарна ему, что он свой выбор остановил на ней. Ей необходимо было надёжное плечо и защита от нападок, в нём она видела крепкого, мужественного человека, который не даст её в обиду.
Как узнали деревенские девки, что Фёдор Марию в дом к себе привёл, вовсе озлобились, провожая её гневным взглядом:
- Ишь, явилась! Не сиделось ей в городе, приехала наших мужиков соблазнять!
- Ходит вся такая чистенькая! Небось, над нами потешается…
- Ух! Прижать бы где, да космы повыдергать!
- Шлюшка дворянская!..
Мария не обижалась на них, понимала, замуж им надо, а мужиков война отняла, кому хочется в девках сидеть. Жила она с Фёдором и его родителями, всё бы ничего, да только свекровь, больно сварливая попалась. Запилила совсем:
- Что в конторе сидеть? В бумагах окопалась! Ни украсть, не посторожить! Вон бабы с фермы молоко таскают, да корма. Всё ж своё молоко в доме будет. Хворая, что ли какая, сидеть на шее мужика?
- И то, верно! Пошла бы, хотя бы попробовала, всё легче с харчами будет,- поддержал её Фёдор.
Так пришлось Марии уйти с конторы и пойти работать на ферму. О, как же нелегко ей давался крестьянский труд, первое время, после дойки коров, рук не могла поднять. Только жаловаться было некому, порой опухали кисти рук так, что и уснуть за всю ночь не могла, а рано-рано утром, чуть свет, опять на дойку вставать приходилось. Ничего, человек ко всему в жизни привыкает, так и Мария, смирилась, свыклась…
Первое время боялась, и пол литра молока с фермы взять, помнила, как в тридцатые годы за жменю муки, можно было угодить на десятки лет за решётку. Видно в глухой деревни люди ни ведали страха.
- Другие доярки тянут и домой и людям, а эта, ну, что за наказание? Вот наградил Господь невесткой! Федька, хоть ты Мотри своей, скажи! Пусть детям когда, принесёт молока то…- напускалась с упрёками свекровь на невестку.