За три дня до свадьбы ни о каких изменениях не может быть и речи…
Курту становилось не по себе, когда он представлял, как вертолет поднимает их в ночное небо в корзине, украшенной цветами. Возможно, на это представление, о котором раструбила вся местная пресса, сбегутся и его студенты… После такого скандального спектакля ему останется одно — подать в отставку. Что его ждет в таком случае впереди?.. Этого он не знал.
— Курт, — сказал Йозеф Хайнц, — ты впутываешь меня и мать в грязную историю.
— У вас нет чувства юмора, — скрипнул зубами Курт.
— А если лопнет трос? — обеспокоенно спросила Утта.
— Вы не в состоянии понять… — сказал Курт. — Рената — жизнерадостный человек.
— Я боюсь, что ты потеряешь работу, — пробормотала Утта, опустив глаза.
— Я тоже так думаю, — поддержал жену Йозеф.
— Мы столько в тебя вложили, — заплакала Утта. — Так надеялись… Хотели… Отец и я…
— Чего хотели?
Он чуть не крикнул: «Хотели, чтобы я был похож на вас?» Но вовремя сжал губы, поняв по тяжелому вздоху отца, что тот догадался… Они — другая планета, другое измерение… Добавить нечего!
— Ну, все! Я должен идти. Твое платье готово, мама?
Она утвердительно кивнула.
— Вот увидишь, ты будешь самая красивая. До свидания, папа…
Он коснулся губами гладко выбритой щеки этого старого, уязвимого ребенка, который так и не стал мужчиной.
А он, Курт, разве он мужчина? Но самая богатая наследница в городе выбрала его в мужья. Он, не торопясь, пошел вниз по лестнице. Когда-то, в детстве, он садился на поручень и со счастливым визгом скатывался вниз…
При виде входившего Вольпоне ему ужасно захотелось раствориться, стать невидимкой. Однако наэлектризованный, уверенный в неизбежности своей смерти и предшествующих ей мучений, Мортимер О’Бройн неожиданно сделал шаг навстречу своему палачу.
— Итало! Клянусь жизнью, я не понимаю вашего ко мне отношения. Здесь какое-то вопиющее недоразумение!
Итало задумчиво осмотрелся вокруг, задержал взгляд на пиле, стенах, покрытых паутиной, толстых балках перекрытия. Рядом с пилой на глинобитном полу лежала прямоугольная металлическая пластина. Вольпоне сделал знак рукой и Беллинцона поднял ее, открыв яму размером два на один метр и восемьдесят сантиметров глубиной. В ней находились электромотор и рубильник.
— Оставь так! — приказал он Пьетро.
— Итало! — закричал О’Бройн. — Я требую объяснений.
Вольпоне повернулся к нему с таким видом, словно видел его первый раз в жизни.
— Сейчас ты их получишь, — мягким голосом сказал он, затем взял его под руку и отвел в сторону. — Значит, так, — спокойно начал Итало, — мой брат убит.
О’Бройн собрал остатки сил, чтобы выдержать взгляд Вольпоне.
— Да что вы такое говорите? — выдохнул он.
— Закройся! — прорычал Вольпоне. — Говорю я! Сейчас ты скажешь мне цифровую комбинацию, под которой зарегистрирован вклад…
— Итало! Я не могу! Это же предательство по отношению к Дженцо!
Чтобы тут же не разорвать его на куски, Вольпоне закрыл глаза, обхватил голову руками и изо всех сил сжал ее.
— Слушай, гниль, слушай меня внимательно! Перед тем как я тебя убью, я предлагаю тебе сделку. Если ты сейчас же скажешь, что мне требуется, я убью тебя как человека — пущу пулю в лоб. И даю тебе слово, что с головы твоей подружки не слетит ни один волос…
— Что? Вы хотите…
— Если заупрямишься… все равно ты заговоришь. Я буду сдирать с тебя кожу сантиметр за сантиметром… Выбирай!
— Итало! Клянусь… вы ошибаетесь! Клянусь…
— Пьетро! Закрой дыру и поставь на пластину блондинку.
— Не-е-е-т… Я не хочу! — запротестовала Заза. — Какое я имею отношение к вашим делам? Я почти с ним незнакома…
Беллинцона завел ей руки за спину и толкнул на плиту.
— Что делать теперь? — спросил он.
— Повесишь ее, — спокойно ответил Вольпоне.
— Сволочи! — завопила Заза.
Инес отреагировала на происходящее неожиданно:
— И долго будет продолжаться это кино? Я замерзла и хочу домой.
— А ты спроси у этого ублюдка, — подсказал Мори и кивнул в сторону О’Бройна.
— Я не знаю, что они хотят от вас, — сказала Инес, глядя на Мортимера, — но скажите все, что знаете. Неужели вы не понимаете, что из-за вашего упрямства все мы оказались в дерьме.
Выполняя немой приказ глаз Вольпоне, Фолько Мори взял лежавший у стены моток веревки и протянул его Ландо. Один конец веревки Ландо перебросил через балку. Затем под любопытным взглядом Беллинцоны сделал петлю.
— На шею, — приказал Вольпоне.
С вылезшими из орбит от ужаса глазами, с выражением недоумения на лице Заза искала взглядом чьей-нибудь помощи.
— Мортимер! — закричала она. — Мортимер!
— Оставьте ее! — заорал О’Бройн. — Оставьте ее!
Беллинцона одним движением заломил руки Зазы за спину, в то время как Ландо привязывал другой конец веревки к кольцу, прикрепленному к стене.
— Мортимер! — во всю силу своих легких крикнула Заза.
Она увидела, как он сделал жалкую попытку вырваться из рук Фолько Мори.
— Пластину! — приказал Итало.
Беллинцона ухватился двумя руками за ее края и потянул на себя. Лишившись опоры, Заза повисла над пустотой.
— Омерзительно! — выкрикнула Инес.
— Пьетро! Возьми негритоску и развлекись, — резким тоном сказал Итало.
Беллинцона искоса посмотрел на Ландо. Мертвенно-бледный, сжав кулаки, Ландо смотрел на Вольпоне, в руке которого неожиданно оказался «маузер».
— Баретто! — спокойно сказал Вольпоне. — Запусти пилу.
Но в его голосе слышалась такая угроза, что Ландо даже не шелохнулся, когда Беллинцона, схватив Инес за рукав манто, потащил ее за штабель досок.
— Баретто! — повторил Итало. — Я кому сказал?
Тяжело ступая, Ландо подошел к краю ямы и спрыгнул вниз, коснувшись тела Зазы. Ему пришлось развести ей ноги, чтобы добраться до рукоятки рубильника. Диск пилы начал медленно вращаться, быстро набирая обороты.
Чтобы не слышать, что происходит за штабелем досок, Ландо взял толстый брус и подставил его под пилу. Он был разрезан мгновенно, словно спичка.
— Тащи его к пиле, — сказал Итало Мори.
Из-за штабеля к самой крыше взметнулся нечеловеческий стон Инес. Ландо застыл. Вольпоне сделал вид, что ничего не случилось. Послышался голос Беллинцоны: «Сука!» Последовали глухие удары и шум борьбы.
— Баретто, положи его перпендикулярно пиле и держи.
О’Бройн, ничего уже почти не соображая, пытался что-то сказать, но ни единого звука не вылетало у него изо рта. В десяти сантиметрах с бешеной скоростью вращался зубчатый диск.
Вольпоне схватил его за волосы.
— Я слушаю тебя!
Изрыгнув порцию желчи, Мортимер, который хотел жить, собрался с силами и выдавил из себя два слога заветного слова, придуманного Дженцо:
— Мамма! Мамма!
Но Итало не понял, что он услышал половину ответа, которого добивался. Он подумал, что слово, вырвавшееся из недр души О’Бройна, всего лишь последний крик о помощи и окончательный отказ. Внутри у Итало все перевернулось. В долю секунды его лицо покрылось потом, перед глазами мелькнули длинные ослепительные полосы, повлекшие за собой быстро сменяющиеся картины воспоминаний… Его брат, его слова: «Не трусь… Это не больна…» И Анджела, его жена… Ему показалось, что он ощущает на кончике своего языка вкус соска ее груди… И Дженцо… живой… мертвый… его нога…
— Мразь! Сука! — заорал он, забыв вдруг, кто он есть, почему он здесь, что должен делать…
Когда световые, пульсирующие полосы исчезли, он увидел, что по-прежнему держит голову Мортимера за волосы. Он поднял глаза и уставился сумасшедшим взглядом на Фолько и Ландо, которые смущенно отвернулись в сторону.
Он увидел, что их одежда забрызгана кровью. Только сейчас он заметил, что ничто не связывает голову, которую он держал в руке, с телом Мортимера О’Бройна.
Вместе с ней он отсек одновременно последнюю связь с двумя миллиардами долларов…
