— Вы сказали, на шесть месяцев, падроне?
— А что? Здесь прекрасный воздух, разве нет?
— Да, падроне!
Итало обождал, когда за Ландо закрылась дверь, и вытащил из ящика комода портативную рулетку. Он решил поставить шесть раз подряд на «ноль» и бросил шарик…
С его точки зрения, он уже достаточно примелькался в этом отеле. Лучше сменить адрес… Даже при самом плохом раскладе более трех дней в Цюрихе он не задержится. Принимая во внимание средства, которые он собирается применить против Хомера, чтобы сломить его сопротивление, этого срока ему вполне достаточно. Зачем он выбросил на ветер десять тысяч долларов за ненужное ему жилье?
Итало нечаянно дотронулся рукой до кармана халата и почувствовал твердость колоды карт, спасшей ему жизнь. Он на лету подхватил шарик, не дав ему опуститься в лунку. Сняв трубку телефона, набрал номер своего дома в Нью-Йорке.
В это время Фолько Мори, ехавший в своем «фольксвагене» в аэропорт, взял пакет и посмотрел на адрес получателя.
Он вздрогнул, увидев написанную печатными буквами фамилию: ЭТТОРЕ ГАБЕЛОТТИ.
Его слушали два десятка мужчин и две женщины. Конечно, его выступление нельзя было назвать безукоризненным. Любой старый член коллегии или синодального собрания мог прервать оратора по пункту, который казался ему спорным или требующим дополнительных доказательств. Один-два раза Клоппе уже вежливо поправили за ошибки, допущенные в названии дат.
Но даже такая мелочь выбивала его сегодня из колеи. Впервые в жизни, когда речь шла о Цвингли, его мысли были далеко… И это несмотря на то, что место располагало к сосредоточенности и собранности. Небольшая группа людей собралась в библиотеке старого крита, примыкавшего к западному крылу собора.
Сегодня мысли о Цвингли упорно перекрывались хриплым и чувственным голосом Инес. Он собирался обедать, когда она позвонила. Никогда раньше Инес не звонила ему ни домой, ни в банк. Он сам назначал время встреч.
— Я хочу вас видеть…
Он узнал ее голос.
— Это невозможно…
— Когда?
— Я могу вам перезвонить… — И уже для Шилин, следившей за ним внимательными глазами, добавил, прикрыв ладонью микрофон: — На работу…
— Чем вы заняты после полудня?
— К сожалению, занят. В пятнадцать я иду в церковь Гроссмюнстер.
— Мне вас не хватает… А завтра?
Она никогда ему так не говорила: мне вас не хватает.
— Весь день буду занят.
— Я все время думаю о вас…
Шилин не могла не заметить, как краска залила его лицо.
— Утром деловые встречи, совещание, в шестнадцать часов иду к дантисту.
— А потом?
— Выдаю дочь замуж… Масса дел с этим…
— Когда же? Послезавтра?
Когда она говорила, ему казалось, что она поет блюз.
— Нет! Нет! У моей дочери — свадьба!
Это было лишним! Он никогда ни слова не говорил ей о своей семье. Идиот!
— Жаль… Вы знаете, чем я занимаюсь, разговаривая с вами?
— Нет…
— Я ласкаю себя. Лежу совершенно голая в постели… раздвинув ножки…
Его лицо побагровело. А Шилин в это время показывала глазами, что остывает жаркое.
— Послушайте!.. Прошу извинить меня… Я обедаю. — Он понимал, что фраза звучит по-идиотски, но остановиться не мог. — А вы не обедаете?
— Когда мастурбирую, нет… Жаль… Чао!
Она бросила трубку, а он продолжал делать вид, что разговор не закончен.
— Хорошо, дорогой друг. Начиная с двадцать седьмого… вы найдете меня в кабинете в любое удобное для вас время. Пожалуйста! До свидания!
Как он ненавидел себя из-за этой лжи.
— Тебе подогреть жаркое?
— Нет, хорошо и так. — Он уткнулся носом в тарелку.
— Кто это был?
— Так, один клиент.
— Ты плохо себя чувствуешь?
— Наоборот.
— Но ты такой красный!
— Правда? У меня сегодня был трудный день…
Сорок пять минут назад он присутствовал на телевизионном представлении победного появления Итало Вольпоне в «Трейд Цюрих бэнк». К сожалению, установить телекамеры в коридоре, на уровне лифта, оказалось технически невозможно. Но охранники в деталях рассказали ему, как был выдворен из банка американский гангстер. Клоппе чувствовал себя удовлетворенным…
Его слушатели сидели спиной к двери библиотеки. Хомер находился к ней лицом. Он увидел, как дверь медленно открылась и в ее проеме возник фантастический силуэт Инес, казавшийся еще выше из-за длинного манто, доходившего ей до щиколоток. Банкир протер глаза и уставился на нее неподвижным взглядом. Этого не могло быть! Сон! Видение, которое сейчас исчезнет.
Все головы одна за другой повернулись в сторону взгляда Клоппе. Раздались многозначительные покашливания, заскрипела кожа кресел от нетерпеливого движения тел, женщины презрительно поджали губы, и все посмотрели на Клоппе, словно ожидая от него совета, как себя вести в такой неслыханной ситуации.
Ошарашенный Клоппе попытался сохранить лицо. Он встал и неузнаваемым голосом промямлил:
— Прошу извинить меня… Эта дама… Я сейчас возвращусь… Продолжайте без меня…
Она стояла в десяти метрах от него, улыбающаяся, величественная, нереальная, как кошмар. Он сделал три неуверенных шага к ней, но она остановила его властным движением руки.
Не обращая внимания на присутствующих, она медленно распахнула манто, представ совершенно голой. Несмотря на бредовую ситуацию, Хомер не мог не восхититься шоколадным цветом ее кожи и черным, как ночь, густым треугольником ее лобка.
Потрясенные, но не упускающие ни крошки из разыгрываемого перед ними спектакля, свидетели окаменели: даже в Евангелии не было описано существа подобного совершенства. Уверенно стоя на ногах, продолжая улыбаться и демонстрировать свое тело, Инес сказала:
— Извините, Хомер… Мне казалось, что вы уже закончили дела со своими друзьями. Продолжайте. Я жду вас в нашей квартире…
Она повернулась с величием королевы и дверь со скрипом закрылась.
Видение исчезло! Кошмар остался!
ГЛАВА 12
Анджело Барба сидел, вжавшись в кресло, и, казалось, хотел слиться с ним, превратиться в невидимку. Когда Габелотти проходил рядом с ним, он чувствовал колебания воздуха, создаваемое его стодвадцатипятикилограммовой массой. Дон был в ярости. Он вышагивал по гостиной, бросая уничтожающие взгляды на своих советников.
Кармино Кримелло и Карло Бадалетто неподвижно замерли в углу комнаты, пережидая бурю.
Гнев еще больше обострил болезненное обжорство дона Этторе. Проходя мимо огромного блюда с сандвичами, он рассеянным движением брал очередной кусок хлеба с маслом и колбасой и целиком отправлял в рот.
Час тому назад Филипп Диего сообщил ему о своем провале. Дон Этторе смешал его с землей, обвинив в несостоятельности и отсутствии дипломатии.
— Почему бы вам самому не позвонить Клоппе и не отдать ему распоряжение напрямую? — с холодком в голосе порекомендовал уязвленный Диего.
— Это совет?
— Нет. Некоторые вещи лучше не делать по телефону.
— Что дальше? У вас не хватает мозгов на что-то решиться?
Им одновременно пришла в голову одна и та же мысль, но ни один даже намеком не выдал себя. Габелотти — потому что никому не доверял, даже такому серьезному своему адвокату, как Диего. А если Вольпоне готовит ему такую же участь, как и Мортимеру О’Бройну? Филипп Диего — из-за боязни проглотить отказ Габелотти. Находясь на месте, он мог бы легко перевести деньги, если бы Габелотти доверил ему номер счета и если, конечно, Вольпоне еще не умыкнул два миллиарда долларов на свой счет.
— Почему бы вам не дать письменное распоряжение?
— Глупо.
Диего знал это. Утечка капиталов и уклонение от налогов приводили американское правительство в бешенство. Вся корреспонденция, адресованная в Швейцарию или другой безналоговый рай, автоматически становилась подозрительной и опасной для отправителя: почта перлюстрировалась, письма терялись…
— Жаль, что вы не можете прилететь сюда, — вздохнув, сказал адвокат.