Перспектива обретения свободы и воссоединения со своим законным произвела на неё столь тягостное впечатление, что она резво сдёрнула своё многослойное одеяние.
Увы, я снова "не удержал лица". Открывшееся зрелище... в очередной раз явило мне идиотизм моего воображения.
Да факеншит же! Я постоянно попадаю в ситуации, где демонстрирую свою дурость. "Ванька - дурак. Что не ново" - уже рефрен. Понятно: вокруг незнакомый мне мир, ошибки неизбежны и ожидаемы. Но, едрить-размышлять, подумать об очевидном...
Я-то помнил её 16-летней девушкой, а тут... русско-средневековая зрелая женщина, мать троих детей. И, конечно, то, обо что я бьюсь больно уже десятилетие: мои эстетические предпочтения не совпадают с местными.
Даже странно, что именно эстетика оказалось столь устойчивой. "Чувство прекрасного" - вбито с детства.
Глава 736
***
Здесь женщина должна быть "стог стогом". Я об этом - уже. О манере московских богачей 17 в. поить жён водкой и заставлять лежать. Чтобы была толще и мягче. О фотографиях "прелестниц" 56 размера из гарема персидского шаха самого конца 19 в...
Слои жира, висящие в разных местах - красиво. Даёт надежду, что такой запас калорий позволит родить здорового ребёнка при всех флуктуациях с кормёжкой у хомнутых сапиенсом. Только у этого вида обезьян беременность даёт 30% увеличения веса. Мозги человеческие, даже у младенца, очень... энергоёмкий объект.
На эту, времён каменного века, эстетику накладывается нынешняя культурная традиция. Христианство требует, чтобы грудь была маленькой - выражает стремление к умерщвлению плоти, а бёдра широкие, намекая на исполнение заповеди божьей "плодитесь и размножайтесь".
Особенно резко "стремление к красоте по-средневековому" выражено у аристократок.
Нет тяжёлой физической работы. Сиди и вышивай. И - избыток еды. Аппетит, нормы, установившиеся с учётом регулярных голодовок и необходимости подкожного запаса, "где толстый ссохнет - худой сдохнет", сохраняются при более стабильном образе жизни. Желудок растягивается с детства. "Жрут - все". Как не в себя. Просто потому, что есть что. Не зря чревоугодие - из смертных грехов. И, конечно, многочисленные и длительные посты: белки заменяется углеводами. Которые и откладываются на ляжках, ягодицах и животе.
Закономерность. Неизбежность. Давление общества:
-- Она чё? Больная? Гля, задница не торчит. Может, глисты? Не, не гожая.
Следует ли мне напомнить об отсутствии в историях попаданок описания стремительного роста не скилов и рейтингов, а весо-габаритных параметров? Об отсутствии анализа изменении психики героини, превращающейся за полгода из "почти модельки" в "стог стогом". Какую отдачу подобное даёт по суставам, по сосудистой системе, по венам на ногах... Как вчерашняя полу-студенточка, став графиней-княгиней, криком кричит по ночам, когда варикоз сводит судорогой мышцы. Можно догадаться, что такая измученная больная дама напрогрессирует.
***
-- Всё снимай. И цацки, и туфли. Собери в платок.
Она расстелила по полу платок с гербами Пястов, продолжая похныкивать, собрала свои вещи и связала в узел.
-- Повернись-ка спиной, дай-ка ручку. И вторую.
Щелчок наручников вызвал у неё панику, она задёргалась, запричитала.
Развернул лицом к себе. Совершенно бессмысленные, заполненные ужасом глаза. Пляшущие, издающие бессмысленные звуки, губы. Сжал ей щёки:
-- Страшно? Забудь. Забудь страх. Ты - уже. Уже в лапах Зверя Лютого. Меня. Тебе нечего бояться. Поздно. Самое страшное - уже. Вот, длань моя на вые твоей. Неважно что я сделаю с тобой. Всё. Важно, что ты не можешь этого избежать. Всего.
"Что воля, что неволя - всё одно".
Но изменение подробностей "неволи"... может сильно взволновать.
Она, кажется не слышала меня. Её трясло. Всем этим... откормленным для красоты по-средневековому лицом и телом. Она хныкала, дёргалась, пыталась вырваться.
Я же не насильник! Не маньяк писюкастый. Отпустил, отшагнул. Она, ощутив свободу, резво отскочила к стенке шатра, собираясь отбиваться, вырываться... И непонимающе уставилась на меня.
-- Ты хочешь уйти? Я сниму кандалы. И ты сама, своей волей отправишься... к своему Казику. Выход - там.
Сквозь тонкий холст внутреннего полога пробивался свет заходящего солнца. Оно уходило туда, на запад, в Польшу. А здесь, на "Святой Руси", ткань, подсвеченная закатом, приобрела алый оттенок. Как будто там, за дверью, море крови. Достаточно просто откинуть полог.