"Как здорово, что все вы здесь сегодня собрались".
"Здорово" - не всем. Настоящим ублюдкам - хорошо, самозванцам - нет.
Боголюбскому пришлось строить полноразмерный фильтрационный лагерь. Я своих мастеров посылал. Принцип тот же: пока суть да дело - копай. Или валяй. Или таскай. Хоть себе на еду заработаешь. И свойства свои личные проявишь. А ежели ты дерьмо стоячее, то... "Ваши доказательства вызывают глубокие сомнения".
Феде повезло: у него и бумаги хоть какие, и привёл его Лазарь. В самое днище не попал. Но рассказы его... были познавательны. Я-то вижу "чистую половину" со стороны Хомячка. А тут "князья из народа".
Я бы сказал "от сохи", но правильнее: "с паперти".
Работящий мужик. Книжную премудрость разумеет. Вот воинское искусство... не боец. В смысле: ежели стукнет и попадёт - зашибёт. Но всякие финты или, там, вольты... не его.
К весне ближе приехала с обозом благоверная. Давай грызть поедом:
-- Дурень! Почему ещё не в корзне?!
Федя - в казарме, жена - на воле. Его кормят, ей... самой как-то. Каждое светлое воскресенье у ворот встречает и ругает, срамит принародно. Он бы и вовсе со двора не выходил, да в церковь строем водят.
Как-то поплакался Басконе. А кому? - других-то знакомцев нет. Тот на смех поднял:
-- Ты князь или что? Законы разумеешь или где? "Устав Церковный" учил или чем?
-- Ну. Читал.
-- Про развод видел?
-- Ну. Видел. Тама шесть вин дабы разлучити мужа с женой. Дык... Ну ни одной же не подходит! Да и жалко. Баба-т... ну... столько лет прожито.
-- Ты, братец, и вовсе... нюх потерял. Ты прикинь: такая-то язва да во княгинях. В твоей, прости господи, госпоже. Пожизненно! Тебе ж самому на всю жизнь позор. Стыдобища и уё... ущербище. Разводись.
-- Дык... а как?
-- Тю. Вспомни: "А се 4-я вина, аще без мужня слова иметь с чюжими людьми ходити, или пити, или ясти, или опроче мужа своего спати, потом обьявиться, разлучити их".
-- И чё?
-- Федя, ты тупой? Заповедай при свидетелях ей с чюжими людьми... всякое чего делать.
-- А... ну... и как?
-- Что "как"? Тут иных, окромя "чюжих" - нету. Она что, в погребе сидеть будет?
И осознал Федя великую силу юриспруденции. И... - юриспруданул.
"Законная" стала незаконной, не совсем княгиня превратилась в совсем не княгиню, и была, за непристойное поведение и лай матерный в церкви при разводе, бита батогами и отправлена на семь лет в работный дом. Епитимья ей такая досталась. За злословие.
Федя о "бывшей" погрустил. Не сильно: ему как раз пришла пора учиться на коне через заборы прыгать. А он всяк раз падал. Тут и о себе любимом в голос порыдать впору.
Боголюбский как-то хитро смешивает. Княжичей законных, княжичей незаконных, но на княжьем дворе выросших. И княжичей саморощенных. Вроде Феди. Проверив его пару раз на мелких делах, Андрей уловил: дружину в бой не поведёт, но с городком управится.
-- А езжай-ка ты, брат-князь Федя, в Берестье наместником. Вот тебе товарищи добрые, сапоги целые да грамотка государева. А чего делать - слуги мои скажут.
Дело было прошлой весной. Добирался сюда Федя... тяжко. Из тридцати душ, что с ним вышли из Боголюбова, до Бреста дошли одиннадцать. Кабы хоть кто из местных сказал всерьёз "нет" - их бы тут всех и положили. Или пинками прогнали. Но прежних, волынских бояр, в городе уже не было. А местные, прослышав про силу Боголюбского одной зимой в Киеве, другой зимой в Новгороде... лезть в драку не хотели. А Федя их и не злил.
Привычный к бедноватому крестьянскому быту, сильно восхищался княжеским теремом, жил просто, "хамона нет" не кричал, ходил пешком, поскольку к седлу так и не привык. Но закон знал и требовал его исполнения. При всей своей доброжелательности и демократичности "наезды" не прощал, а ухитрялся взыскивать. Больно.
Его считали простаком, подсмеивались, пытались надурить.
Надурить Федю? - Можно. Один раз.
В Берестье, как и во всех русских городах есть вече. Вечевики попытались Федю... нагнуть.
***
Вече в Берестье проявится (в РИ) в послемонгольское время.
По смерти Владимира Васильковича (внук Романа Подкидыша, 1289), его брат Мстислав, став князем Владимира-Волынского, узнал, что еще при болезни Владимира, берестьяне "учинили бяхуть коромолу": снеслись с князем Юрием Львовичем, прося его по смерти его "стрыя" сесть на княжение в их городе. По настоянию Мстислава, Юрий оставил Берестье. Соблазнился он этим городом "по усъвету безумных своих бояр молодых и коромольниковъ берестьянъ". Проступок берестян не остался безнаказанным, Мстислав наложил контрибуцию: