— Конечно, почти. За исключением, например, профессора Альберто Гандульфо.
— Смейся, смейся. Это маленькие проказы Сатаны. Устраивать так, чтобы кто-то нелепый и смешной излагал истину в такой форме, — один из способов истину эту обречь на осмеяние и тем самым на неэффективность. Людям, вроде Гандульфо, не только разрешают жить, их вдохновляют, чтобы они проповедовали. Но продолжу начатую тему. Есть и другие источники еще более дьявольской путаницы. Некоторые секты, которые не удалось уничтожить либо сам Сатана их не уничтожил ex professo[262], превратились, в свой черед, в новый источник обмана. Например, магометане. Согласно гностикам[263], чувственный мир был сотворен демоном по имени Иегова. Долгое время Бог разрешал этому демону действовать свободно, но в конце концов послал Сына, чтобы он временно поселился в теле некоего иудея. Таким путем Он был намерен освободить мир от лживых поучений Моисея, этого пророка Иеговы, то есть демона. Кстати, вспомни, что говорит Папини[264] о Моисее Микеланджело. Был ли Микеланджело посвящен в тайну? Но продолжаю. Если допустить, что Иегова является демоном и что с пришествием Христа этот демон был низвергнут и заточен в аду, — как полагают магометане и прочие гностики, — то этим достигается лишь усугубление мистификации. Короче, двойная мистификация. Мир наш по-прежнему ужасен, ведь Хиросима и концлагеря появились после пришествия Христа. Понятно? Другими словами, всякий раз, как ложь слабеет, верующие простаки ее укрепляют, и демон может царствовать еще какое-нибудь тысячелетие, пока истинный Бог пребывает в аду. Поэтому Сатана допустил, чтобы магометане размножились и создали такую огромную империю. Только сумасшедший может предполагать, будто достаточно было одного фанатика верхом на коне, чтобы держать в подчинении западный мир в течение многих веков.
— Ну и что с того?
Взгляд Бебы сверкал иронией.
— Вывод Фернандо неоспорим. Князь Тьмы продолжает править. И это правление осуществляется с помощью секты Слепых.
Вывод показался ему настолько страшным, что он готов был расхохотаться, не будь ему самому так страшно.
— Ты это всерьез?
Сабато молча посмотрел на нее.
Когда же он вернулся домой, то застал там
Третье сообщение Хорхе ЛедесмыДайте мне срок, не забывайте, что я не больно-то подкован, — ведь развиваюсь я в чужой стране и в полном одиночестве. У меня мало времени, чтобы писать, но я много размышляю. Теперь продаю колбасы мясохладобойни «Три креста». Размышляю о Гоголе, сижу под хмельком где-нибудь на столе, свесив ноги, и говорю, какая грустная эта Россия, то они с Пушкиным плачут от смеха, то плачут всерьез. Зато Аргентину ни с чем не сравнишь. В те минуты, когда я свободен от колбас, бегу и быстренько записываю.
Но к делу. Пока у меня получилось большое, непонятное чудище. Придется немного укоротить ему шею и сделать его более правдоподобным. Лапы тяжелые, как у Левиафана Гоббса[265], и печальное оно, как сочинения Шопенгауэра. Объясняю план моей книги:
1. Я докажу, что Бог не может существовать. А если он существует, это уже не наше дело.
2. Что мы делаем на земле?
3. Металлургическое и стратегическое оправдание смерти. Религиозный разум не только привязал лошадь позади телеги, но еще на место лошади поставил человека. Теперь лишь недостает, чтобы лошадь взгромоздилась в телегу. Надо этому решительно воспрепятствовать.
4, 5 и 6. Всяческие «почему». Почему мы состоим из жидкости? Почему разделены на два пола? Почему единственное, что нам принадлежит, это то, чем мы уже владеем: прошлое? Объясню — отсюда страх, недовольство, бессилие. Шопенгауэр это понял в тридцать лет. Молодчина. Интеллект versus[266] воли. Это и есть великая борьба человека, самолет, отрывающийся от авианосца, человек в поисках сути бытия. Он покинет загон для безумцев, разнесет вдрызг нравственность, сломает все. Главное событие нынешнего века — познание Истины, а не путешествия на Луну, как думают простаки. Не знаю, почему я стал одним из этих отмеченных. Ведь я мог стать бродягой, пристраститься к вину, писать романы о любви, снискать, быть может, славу и денежки. Несмотря на это я выскажу все, что знаю. Еще с детства я отличался в составлении головоломок. К работе особых наклонностей не было. Но каждый раз, когда надо было что-то выдумать, распутать, тут ваш покорный слуга отличался. Истина уже существовала в мире, готовенькая, но раздробленная. Каждый философ высказал какую-то ее долю. Надо было их составить вместе, а не накапливать знания. Потому-то потерпели неудачу нынешние ученые: чем ученей, тем непонятней и темнее. Мне выпала злосчастная судьба составить Истину, потому как я ровно ничего не знаю. И поскольку у меня нет учителей, которых я бы мог осрамить, с меня и взятки гладки.
Всю эту ночь Сабато размышлял,