Деревенская идиллия
Июль: туман поит росой луга, в небе вьется жаворонок, в поле мужики косят траву. Еще немного и колокольный звон разольется по лесам и пашням, созывая к заутрене.
В это утро господский дом в Улыбино проснулся, как всегда рано, немногочисленные обитатели спустились из спален в столовую, чтобы насладиться ароматным чаем. Были это особы исключительно женского пола: дальняя родственница хозяйки ,исполняющая роль дуэньи, приживалка Синицына, и сама молодая барышня, Варенька Малышева.
Девушка шестнадцати лет от роду, прекрасно сложенная, хоть и невысокого роста, блондинка, с удивительно серьезным, для ее возраста взглядом, серых глаз. Родителей она потеряла , из-за поразившей пол -России холеры. Сама девочка гостила у бабушки в Нижегородской губернии. Кругом стояли карантины, и о смерти родителей не скоро стало известно, и эта неизвестность, а потом сама трагическая новость ускорили бабушкину кончину. Род Малышевых был немногочислен, и когда встал вопрос о назначении опекуна, то тот был назначен сиротским судом, из самой столицы. Господин N,приехал за девочкой и увез в Улыбино, в ее родовое поместье. Троюродная тетушка опоздала всего на пять дней, когда судьба девочки была уже решена.
Новый «родитель» хозяйски прошелся не только по амбарам и сусекам, но и по маминой шкатулке, и ценным папенькиным бумагам. Варе и всем окружающим он смог внушить почтение и уважение настолько, что все его встречали стоя, словно архиерея, или самого царя.
Вареньку отдали в пансион, но оплата поступала нерегулярно, кончилось тем, что Варю отправили домой, в имение, под присмотр тетушки Ефросиньи Андреевны.
Варя спустилась к завтраку неохотно, всю ночь не сомкнув глаз, читала главы «Евгения Онегина», закладкой к роману служило послание незнакомого господина. Господин сей предупреждал Варю о том, что имение ее, проиграно в карты опекуном, человеком низким и подлым. Незнакомец предлагал Варе безвозмездную помощь, назначив встречу в Торжке, в трактире, в людном месте.
Приехать к Варе в Улыбино он отказывался, утверждая ,что опекун может покуситься на Варину жизнь, если откроются обстоятельства их встречи.
Пожилые дамы, выпив чаю с медом и бубликами, перешли к обсуждению «Московских ведомостей».
-Ужо в этом годе пролетит в огненной колеснице сам бог Фаэтон. Быть засухе и неурожаю сена.- Вещала приживалка.
-Да ничто, у нас луга заливные, нам не страшно. А что за Фаэтон-то? Чай, нерусских кровей. Все эти зарубежники норовят Россию голодом задушить.
- Содом и Гоморра, все будем в геенне огненной гореть, - прорычала приживалка.
- И то верно, Агафья Тихоновна.
- Мa tante [1] в среду у Собонеевых дают бал по причине именин их маменьки. - Не понимаю, о чем это ты, Варенька, - лукаво улыбнулась престарелая дама.
- Ах, полноте, не смейтесь. Купить бы шляпку, и кружев.
- Увы, поехать с тобой не могу, душа моя, мигрень замучила, видно быть грозе, но ты езжай, денег дам. Да, Карпушу возьми. Его вида все тати испугаются. Да, вот с утра, пока не парит и езжай. Мы за тебя помолимся, с Агафьей Тихоновной.
Варенька, отпив немного чая, заспешила к себе наверх собираться, а тетушка тяжело вздохнула.
Год тому назад, аккурат, когда Варенька вернулась из пансиона, случилась у племянницы любовь.
Сын попечителя богоугодных заведений Илюша, юноша скромный и тихий, в Вареньку влюбился сразу и бесповоротно.
Читал вирши и все грезил сбежать в Грецию - воевать против турок. Но такова видимо Варина несчастная планида, в жаркий летний день, перед Троицей, одежду юноши нашли на берегу реки. И сколько добровольцев не искало тело, а родители давали немалое вознаграждение , все было тщетно.
Варя с тех пор сделалась, задумчива и грустна, вся ушла в хозяйство. Училась проверять счета за управляющим и вести торг с купцами. Ефросинью Андреевну все это сильно огорчало, что за жизнь для молодой и красивой девушки?
Старушка задремала в кресле, и даже не проснулась, когда племянница укрыла ее шалью.
Конюх заложил коляску, на облучок сел зверского вида дворовый Карпуша, и, спрятавшись, под поданным горничной, кружевным зонтом, Варенька отправилась в город.
Зуев
В это же самое утро с противоположной стороны к городу скакал поручик Зуев.
Мужчина в самом расцвете сил, темные волосы вились крупными кольцами, бравые усы, лицо его несколько портил крупноватый нос. Но он все равно слыл дамским угодником, и похитил не одно нежное сердце.
Сегодня он был ужасно раздосадован по - причине, во-первых, шишки на лбу, во-вторых, что еще более обидно, полученной от родной сестры .
Сестра его Мария Павловна, вдова генерала от инфантерии, души не чаяла в младшем брате, шалопае и повесе. Но даже ее ангельского терпения не хватило пережить потерю жемчужного ожерелья пятнадцатого века, родовой реликвии Зуевых.
Узнать об этом удалось благодаря пучку розог, доставшемуся Мишиному ординарцу, который привез барина далеко за полночь, из расположения стоящего за городом гусарского полка.
Мария Павловна сначала всплакнула, потом посчитала в уме, во сколько обойдется братнина беспечность, и, высморкавшись, поспешила в спальню негодника.
По пути почтенная дама, оттаскала за косы, поломойку, разогнала поющих в девичьей баб и девок, и ворвалась к братцу.
Тот никак не мог прийти в себя от выпитого с ночи шампанского, и тогда в негодовании, Мария Павловна ударила родственничка, в лоб. Кулак у дамы был, как у гренадера. Мишель на мгновение потерял сознание, очнулся уже от брани, и, поняв, что сестре известно про его ночные забавы, прихватив одежду, ретировался в окно. Сестра была скора на расправу, но так, же отходчива.
Обиднее всего было Зуеву покидать теплое юное тело, очередной «пастушки», именуемой Глашей. Таких сладких мук поручик еще никогда и ни с кем доселе не испытывал.
Ветер в лицо, стремительный галоп, и при въезде в город, офицер был уже свеж и бодр. К тому же обнаружилось, что сестрица не добралась до денег. Каналья ординарец, потерял сознание от экзекуции раньше, чем рассказал о выигрыше.
«Надо думать, сестрица уже увидела на Глаше родовую реликвию, и мучается раскаянием. Вот пусть и помучается, а мы пока в городе отсидимся».
Зуев вошел в трактир, где по причине раннего утра посетителей было всего двое.