— У тебя очень хорошие волосы, но тебе следует за ними ухаживать. — Даже не глядя на Цирею можно было почувствовать её улыбку. — Чтобы потом выбрать себе хорошего мужчину, тебе нужно оставаться красивой.
— Плевать, как я выгляжу. Мне важнее, кто я есть. — Подробности о том, что она не намерена искать себе самца и строить семейное гнёздышко, Лу решила опустить. Всё идёт своим чередом, если подыгрывать событиям сна.
— Разве? Но ведь ты продолжаешь плести себе одежду, беря у природы чуть больше, чем необходимо, — тонко поддела её Цирея, пальцами расчёсывая распущенные волосы, а затем собирая верхнюю часть волос в аккуратный пучок на макушке.
— О чём ты? — Мэри Лу хотела было повернуть голову, но подруга тихо шикнула, препятствуя.
— Твои длинные юбки и плотные нагрудники, закрывающие даже спину. Одежду такого статуса могут носить лишь Оло’эйктан и Цахик. — Она легко перескочила на часть волос за ушами, заплетая их в две длинные боковые косички. Теперь девочка-чужеземка стала больше похожей на настоящего на’ви. — Ло’ак и Кири говорили, что тебе непросто привыкнуть ко всему нашему укладу, что на вашей планете всё тело людей покрыто одеждой. Но мои родители всё равно недовольны. Одежда определяет положение члена в племени. И я обещала им, что приучу тебя изготавливать вещи по статусу. Так к тебе быстрее привыкнут.
Лу ничего не ответила, чувствуя, что разговор становится неприятным. От одной мысли, что теперь она будет так же мучиться от заедающей между ягодиц повязки, как и Ло’ак, хотелось заскулить. Длинные юбки с плетёными висюльками куда привычнее.
— Цирея… — тихо позвала девушка.
— Что Мэрилу?
Из-за Кири все, кроме Джейка Салли теперь называли её слитно Мэрилу, делая ударение на последний слог. Это звучание не сильно отличалось от привычного, так что чужеземка быстро свыклась.
— Ты ведь знала ту, кому раньше принадлежало это тело? Откуда у меня ожерелье?
Лу не видела той грусти, проступившей на лице подруги, но почувствовала, как тяжело она вздохнула, убирая руки от её волос. Цирея, вероятно, прокручивала в сознании воспоминания о былом, когда ещё не случился этот страшный шторм. Когда всё было хорошо.
— Я до последнего надеялась, что удастся обойти эту тему стороной, но рано или поздно ты всё равно от кого-нибудь это узнаешь. — Дочь вождя переползла по камню и села сбоку от Лу. Вся её фигура выдавала вновь переживаемую боль утраты. Цирея смотрела в васильковые глаза и тускнела в лице. — Её звали Ра’ава. Она была дочерью Айлы и Арнука. Когда Великая Матерь выразила своё неодобрение и не обручила их, они пошли против воли Эйвы и продолжали любить друг друга. Ра’ава родилась больной и слабой. Моя мама говорила, что она не переживёт младенчество.
Лу взглянула на свои руки и вспомнила про тонкий хвост, не такой как у всех. Теперь ей стало понятно, почему она отличается от остальных жителей племени. Это тело родилось недоразвитым.
— Айла и Арнук погибли в битве за тулкунов, много лун назад. Ра’ава осталась жить одна, но наша семья помогала ей во многом. Особенно Аонунг. Они быстро привязались друг к другу. — Вдруг Цирея замолчала, и Мэри Лу поняла, что затаила дыхание. Её подруга опустила взгляд и продолжила: — Он втайне изготовил обручальное ожерелье, а Ра’ава позволила его на себя надеть, что означало согласие.
От услышанного сердце пропустило пару ударов. Лу протянула руку к медальону у себя на шее и застыла в изумлении. Дочь Оло’эйтана уставилась на рисунок камня, проглядывающий из-под пальцев.
— Отец долго злился на Аонунга и не позволил им сближаться, пока они не подрастут, а Великая Матерь не одобрит этот брак. Но за пару дней до шторма Ра’ава оступилась на морском еже. Он оказался ядовитым. Мама провозилась с ней две ночи, но так и не смогла помочь.
Лу ничего не отвечала, скользя взглядом по неровной глади моря и вспоминая лицо Аонунга, когда он смотрел на неё. Теперь она понимала, почему ни он, ни его дружки не издевались над чужеземкой, хоть она, как Кири и Ло’ак, не похожа на остальных на’ви. А ещё ей теперь было больно от того, что чья-то жизнь так легко ушла из этого тела. Будто Мэри Лу подло заняла чужое место. На душе стало как-то совсем гадко.
— Я не хотела тебе рассказывать, потому что боялась, что ты будешь чувствовать себя виноватой. — Широкая из-за плавниковых хрящей ладонь легла на руку Лу, вынуждая её поднять глаза на Цирею. Та, несмотря на накатившую грусть, старательно улыбнулась и попробовала приободрить. — Всё случилось так, как случилось. Я любила Ра’аву, но я так же привязалась и к тебе.