Это для меня было новостью: интересно, кто мог меня знать на острове? Но спросить об этом я не решился. Между тем японец со всяческими церемониями вручил мне два подарка. Сначала - небольшой магнитофон с наушниками <Вокман> для прослушивания музыки в самолете и разных общественных местах.
- Передайте его, пожалуйста, Куртьё-сенсею, - сказал японец. - Он знает, как с ним обращаться. Там внутри закодированы все наши предложения. Если кто-то посторонний вскроет аппарат - сообщение автоматически уничтожится.
Вторым подарком оказалась белая собачка. Я был знаком с ее устройством - в Гонконге фирма, принадлежащая Куртьё, делала точно таких же собачек. Если нажать у собачки кнопку под брюхом, она начинает ходить, встает на задние лапки, лает.
- Если вам или Куртьё-сенсею будет срочно необходима наша помощь, сказал японец, - привезите эту собачку в Люксембургский сад и включите ее на несколько минут. Не позднее чем через час наш человек подойдет к вам. Как вы, наверное, догадались, внутри собачки - миниатюрный радиопередатчик. А рядом с Люксембургским садом - квартира, где круглосуточно дежурят наши люди... - Японец помолчал. - Вот и все, что мы хотели бы вам сказать, Виктор-сан. Если у вас есть желание, советую съездить в Киото. Ведь вы впервые в Японии, насколько я знаю. Не пожалейте одного-двух дней, познакомьтесь с нашей древней столицей. Не беспокойтесь, мы позаботимся, чтобы никто в Японии не проявлял суетного интереса к вашей персоне. Нам известно, что случилось с вами в Непале, здесь это будет исключено. Так что можете позволить себе денек отдохнуть.
Гостеприимные хозяева предоставили в мое распоряжение просторный номер с европейской мебелью, чему я весьма обрадовался, так как спать на татами* у меня не было желания.
_______________
* Т а т а м и - циновка из соломы.
Утром Кусака и Симидзу предложили посмотреть резиденцию сёгуна и погулять по окрестностям Никко.
- По-японски <Никко> означает <солнечное сияние>, - добавили они. Это одно из живописнейших мест нашей страны. У нас существует даже поговорка: <Не говорите <изумительно>, пока не увидите Никко>.
Я согласился <увидеть Никко>, памятуя, что только в Японии можно увидеть то, что можно увидеть только в Японии... Ландшафт, архитектура, понимание гармонии и прекрасного - все это у японцев свое, ни с чем не сравнимое. Последняя мысль пришла мне в голову, когда я смотрел на красный лаковый мост в окрестностях Никко. Тот самый мост, который созерцал в 1889 году Редьярд Киплинг. По этому поводу Маленький Пилигрим* оставил нам в своих путевых заметках некоторые соображения о понимании прекрасного в окрестностях Никко несколько столетий назад.
_______________
* Будучи маленького роста, Редьярд Киплинг называл себя
Маленьким Пилигримом.
- Японцы - хитроумные художники, - записал в своем дорожном дневнике автор <Книги джунглей> и рассказал далее следующую историю.
Когда-то давным-давно полюбоваться ручьем в Никко приехал великодушный Повелитель. Он посмотрел на темно-зеленый поток, бегущий по серо-голубым валунам, на серебристые стволы криптомерий*, росших по берегам ручья, затем взглянул на обрамлявшие пейзаж отроги лесистых гор, на зеленевшие внизу по течению крестьянские поля и задумчиво произнес:
- Для того чтобы связать все это воедино, необходимо яркое пятно на переднем плане.
_______________
* К р и п т о м е р и я - вечнозеленое дерево, достигающее 50
60 метров высоты и 2 метров в диаметре ствола.
Проверяя свои слова, он поставил под деревьями мальчика в бело-голубом. Старик нищий, ободренный благодушием Повелителя, осмелился попросить у него милостыню. В древности Великие обладали привилегией пробовать закалку своего клинка на попрошайках и им подобных. И вот Повелитель совершенно механически, не желая, чтобы его беспокоили, отсек старику голову. Кровь брызнула потоками чистой киновари на гранитные глыбы. Повелитель улыбнулся:
- Случай разрешил загадку. Построй-ка здесь мост, - приказал он придворному плотнику, - мост такого же цвета, как эта кровь на камнях. Рядом поставь мост из серого камня, так как я не забываю о нуждах простого люда.
Повелитель подарил мальчику тысячу золотых монет и отправился своей дорогой. Ему стало грустно, и он сказал:
- Искусство есть искусство, оно требует любых жертв. Все-таки я сочинил пейзаж. Не забудьте унести труп и помолиться за обнажившуюся душу.
В Киото я все же не поехал. <Легионеры> в Непале отбили у меня желание к излишним передвижениям. К тому же полученную мною информацию нужно было как можно быстрее доставить Куртьё. Вот почему я попросил Кусаку-сан достать мне поскорей билет на самолет до Парижа. <Хай>, невозмутимо ответил японец, что означало <да>, <будет выполнено>, <согласен> и множество других утвердительных понятий. Через день я снова был в воздухе. На сей раз мой путь в Париж пролегал через СССР с посадкой в Москве. Японцы предложили мне воспользоваться самолетом Ил-62 русской компании <Аэрофлот>. Это было надежнее и гарантировало от неожиданных террористических актов.
ПАРИЖ - СОЛОНЬ
Честно говоря, я не надеялся, что меня встретят в аэропорту <Шарль де Голль>. Никаких телеграмм о своем прилете из Токио я не давал, чтобы не обнаружить себя. Но провожавшие меня японцы заверили, что они сами, через своих представителей во Франции, уведомят Куртьё о моем приезде. Больше всего меня волновало, нет ли за мной слежки.
Я летел первым классом и потому мог выйти из самолета одним из первых. Пройдя через <рукав> в зал, я не спеша огляделся: ничего подозрительного. Тогда я быстро пошел по длиннющей ленте эскалатора без ступенек, двигавшейся в сторону залов таможенного контроля. Кажется, никто не бросился за мной следом, дождавшись своих чемоданов, я погрузил их на тележку и поехал к выходу. И тут увидел Жоржа. Он подошел ко мне с таким видом, как будто мы расстались десять минут назад.
- Салют, Виктор! Все в порядке?
- Привет, Жорж! Вроде бы в порядке.
- Наши планы такие, - сказал Жорж, едва мы сели в его <пежо>, сейчас ты поедешь в ресторан, где будешь обедать с шефом. А я тем временем отвезу твои вещи в гостиницу: несколько дней поживешь в Париже, профессор просил тебя посетить кое-какие лаборатории, прежде чем отправиться в Солонь. Какую гостиницу ты предпочитаешь - <Мэридиен> или <Калифорнию>?
- Ты знаешь, я не очень люблю достижения цивилизации в гостиничном деле. Поэтому большим модерновым муравейникам предпочитаю скрипящие полы старомодных гостиниц. (О том, что <Калифорния> связана в моих воспоминаниях с Жаклин, я умолчал.)
- Значит, <Калифорния>. Полы там, правда, не скрипят, но в этом отеле есть что-то от прежних времен. К тому же там удивительно тихо, хоть это и рядом с Елисейскими Полями.
- Договорились!
- А теперь перед обедом расскажи, чем тебя угощали в заморских странах.
- Увы, везде кормили китайской едой или водили в китайские ресторанчики - и в Дели, и в Катманду, и в Токио. Даже смешно. Как будто нигде нет своей национальной кухни. Ну, в Дели мой друг объяснил это тем, что индийцы не жалуют ни рыбу, ни мясо, а кормить соотечественника одной растительной пищей неудобно. Хотя говорят, что по-настоящему приготовленные овощи в Индии по вкусу похожи на мясные блюда. В следующий раз обязательно попробую. А из Токио пировать отвезли в китайский квартал в Иокогаме, там рядом. И только после моих просьб накормили по-японски. И, скажу тебе, неплохо.
- Сегодня тебя тоже хорошо покормят. Смотри, уже подъезжаем.
Мы были на Елисейских Полях, и машина свернула к <Лёдуайену>. Куртьё во всем отличался хорошим вкусом. История ресторана, к которому мы подъехали, была мне известна.
<Лёдуайен> всегда был неотъемлемой частью Елисейских Полей. Расположенный в нижней части Полей, в парке, этот ресторан сохранился в персональном каменном павильоне, несмотря на все революции и войны. Возник он еще в XVII столетии, когда по нынешним Елисейским Полям бегали козы и лисы, а прохожему предлагали парное молоко, которое при нем выдаивали у пасшейся на лугу коровы. Вокруг были болотца и огороды. Во времена революции здесь процветало несколько кабаре. Одно из них, содержавшееся неким Демазюром, купил Антуан Дуайен, сын трактирщика. Он и преобразовал кабаре в ресторан. Дуайен знал свое дело, и заведение его стало популярным. Во всяком случае, в ресторане бывали и Робеспьер, и Сен-Жюст, и Баррас, и молодой генерал Бонапарт. Особенно расцвел ресторан при Второй империи, и в то время - видимо, для солидности - его переименовали из <Дуайена> в <Лёдуайен>.