Спрос рождает предложение. Спрос на счастье велик.
"Контроль над лодкой", повторил Глеб.
"Невозможно. Слишком далеко".
Глеб качнул штурвалом и катер нырнул в воду, в считанные мгновенья догнав черный силуэт.
"Наверх ее!", приказал Глеб.
"Выполняю", эхом отозвался компьютер.
Лодка дернулась и послушно устремилась к поверхности. Ходовая рубка пробила отблескивающую слюдой гладь и вынырнула из пены. Гордая посудина, некогда хищно бороздившая океаны, явилась миру как-то стыдливо, пряча за округлыми боками свой позорный груз и тринадцать мечущихся в панике членов экипажа, безуспешно пытающихся справиться с внезапно образовавшейся течью.
Открылся люк. Из него, как горох посыпалась команда, спешно покидающая тонущее судно. Спасательный плот, конечно, ненадежное пристанище в открытом океане, но он послужит им новым домом какое-то время. Впрочем, спешить экипажу, все равно некуда. За потерю груза им грозит потеря разных жизненно важных органов, последним из которых станет голова. Глеб принимать участие в устройстве спорных судеб не собирался. Достаточно того, что не утопил мерзавцев вместе с субмариной.
Лодка дала крен на левый борт и медленно пошла ко дну. Заключительным аккордом невидимый глазу луч развалил ее поперек. Легко, будто нож сосиску. Это для убыстрения процесса и для того, чтобы никому в голову не пришло потом лодку поднимать.
Плутоний - двести тридцать девять, серебристый тяжелый металл. Тяжелее золота. Одиннадцать килограммов плутония - это шар диаметром всего девять сантиметров. Этого достаточно, чтобы началась цепная реакция неконтролируемого распада. За последние полвека серебристого металла накопилось на такую реакцию, что ее с лихвой хватит на то, чтобы вернуть планету на четыре миллиарда лет назад, к состоянию раскаленного шара.
Это знают все, даже дети. Но человечество упорно продолжает клепать ракеты, которым суждено стать гвоздями в крышке общего гроба. "Ядерный паритет", "равновесие", "баланс"... Люди успокаивают сами себя, убеждают, что жить на пороховой бочке не только безопасно, но и комфортно. Дескать де, всем абзац в случае чего. Всяк это разумеет и, значит, войны не будет. Забывая однако про Карибский кризис, когда все едва не накрылось медным тазом из-за горстки придурков.
В штате Небраска есть одно ранчо. На вид ничего примечательного: ферма, дом, ветряк с пропеллером, блуждающее стадо коров. Но время от времени животных тревожит странный гул, доносящийся из-под земли. Это в специальных люльках перемещаются по лабиринтам многокилометровых тоннелей межконтинентальные ракеты. Блуждают по случайному алгоритму. Попробуй-ка, накрой такую!
Лейтенант Мэтью Фриман сидит в подземном бункере. Никто не знает, где он служит на самом деле. Ни родители, ни невеста Эн, что улыбается с фотографии на столе. Его письма они получают со штемпелем Канзас-Сити, куда их отвозит военный курьер. Пожалуй, отец гордился бы им, узнай, что за ключ Мэтью носит в левом кармане кителя на специальной цепочке.
Мэтью думает, как же повезло ему жить в Америке. И как не повезло остальным, которые живут не в Америке. Иногда Мэтью даже думает об этих остальных с жалостью, ведь они же, в конце концов, не виноваты. Ну, ничего! Америка - сильная страна. Она придет в любую точку мира, чтобы защитить свободу и демократию. Бесплатно! И наказать террористов. И тех, кто против свободы и демократии.
Глеб сидит в соседнем кресле и тоже смотрит на фотографию Эн. Милая девушка. Да, пожалуй, Мэтью повезло. С родителями, с невестой, с избирательной памятью. Про теракты одиннадцатого сентября он помнит. А про Хиросиму - нет...
Лейтенант Фриман не знает ни про гостя в бункере, ни про посторонние устройства в тоннелях, догрызающие в эти минуты американский ядерный щит. Устройства заняты заменой начинки в боеголовках на неотличимую по свойствам радиоактивную дрянь. Ни одиннадцать, ни пятьдесят, ни тысяча килограммов которой никогда не образуют ни критическую массу, ни зловещий гриб. Эта база в Небраске последняя. Остались еще пара в Китае и особый поезд в России.
Еще есть какое-то время. Пока военные не пронюхают про подмену и не изобретут новую, еще более разрушительную бомбу. Естественно! С самыми благими намерениями!
"Армия нужна для того, чтобы защищать Родину!" - так Глеба учили в школе. "Если государство не содержит свою армию, то оно содержит чужую", - эту истину Глебу открыли в университете. Но кто ответит на вопрос, кто же все-таки поделил Землю на родины? И по чьей прихоти люди, живущие по разную сторону этих границ должны время от времени исступленно истреблять друг друга? И тратить колоссальные ресурсы не на борьбу с голодом, с болезнями, с нищетой, а на изобретение новых изощренных способов убийства, чтобы, при случае, эти самые границы половчее передвинуть? Более, так сказать, справедливо...
Лейтенант Фриман сосредоточенно ковырялся в носу.
Глеб не решился его беспокоить.
Сложно понять, любишь ли ты людей. Нет, не отделаться дежурными реакциями, долгом, порядочностью, а искренне сочувствовать, соболезновать, то есть чувствовать боль, чужим совершенно людям.
"Перевернулся автобус. Тридцать погибших".
"Какой ужас!"
Что в этой последней фразе?
"Женщину, вышедшую за хлебом, сбила машина. Двое малышей, оставшихся в квартире без присмотра, погибли от голода и обезвоживания".
"Кошмар!"
Что в этой фразе? Резь в сердце или сдержанный зевок?
В прайм-тайм по телевизору криминальные хроники. Желтая пресса смакует подробности изнасилований и убийств. Нам приятно лишний раз щекотнуть нервишки. Нам приятно.
Нам - приятно!
А вот онкологический центр. Дети, безволосые от химиотерапии. Серьезные и какие-то... прозрачные. Такое нам нафиг надо! Такое скорей переключить и не вспоминать. У нас абсолютный прирост два целых шесть десятых ребенка в секунду. Здоровых и бойких... А больных и хилых в Спарте сбрасывали со скалы. А мы сбрасываем со счетов. Ну, не повезло им по жизни, что тут попишешь? Но так было и будет. Мир устроен так...