Самое забавное, что через год после того, как Глеб все же уступил ультимативному требованию жены и, не без сожаления оставив кочевую археологию, согласился на оседлую работу преподавателя, Настя все-таки подала на развод. Глебу даже показалось, что она приняла решение заранее, но из принципа захотела добиться от него этого жертвоприношения. А жертва и в самом деле была немаленькая. Оставив руководящую должность на раскопках в Северном Причерноморье, где он увлеченно занимался изучением греческих городов и памятников Боспорского царства, Глеб Стольцев был вынужден снова строить карьеру чуть ли не с нуля. К тому же на кафедре археологии не оказалось вакантной должности, и ему пришлось довольствоваться куда менее подходящим местом преподавателя древней истории. Теперь вместо романтичных греческих развалин перед ним высились горы отчетов и ведомостей.
Поначалу он планировал просто пересидеть здесь некоторое время, пока не освободится профильная позиция, но потом втянулся и бросил думать о переходе. Прекрасно владевший двумя мертвыми и пятью живыми языками, превосходно знавший предмет, бывший прирожденным рассказчиком и помнивший сотни исторических и археологических баек, Глеб быстро превратился в любимца студентов истфака.
А еще Стольцев, побывавший в двух международных экспедициях, всегда умел ладить с иностранцами. В апреле на симпозиуме он познакомился с симпатичной словоохотливой итальянкой, которая захотела лично поздравить его с блестящим докладом. Дама оказалась деканом одного из факультетов университета в Болонье. Посреди милой болтовни за коктейлем она намекнула, что с научным багажом Глеба и его знанием классических языков вкупе с итальянским он запросто мог бы читать в Италии курс лекций по истории греческих и римских колоний. В самом деле, где еще заниматься античностью, если не на Апеннинском полуострове? Тем более что когда-то Глеб уже работал на раскопках среди бескрайних холмов и живописных кипарисов Тосканы и сохранил об этом времени самые лучшие воспоминания. Так почему бы не повторить? После развода с Настей в Москве его теперь ничто не удерживало. Их дочери исполнилось тринадцать – ей уже было явно не до него. Подхлестываемая первым приливом неукротимых гормонов, Ксения стремительно входила в новый для себя мир взрослых желаний и интересов. Так что разлука пошла бы всем только на пользу.
Глеб тут же предался мечтам. Конечно, Болонья далековата от моря, но в выходные доехать до пляжа на машине – раз плюнуть. А что уж и говорить о тамошних ресторанах? Итальянцы не зря считают Болонью столицей еды.
Пять месяцев, пролетевших после той встречи, прошли в переписке и телефонных переговорах с университетом. Постепенно его будущая работа обрела конкретные очертания и детали. Теперь Глеб не просто жаждал призрачных перемен, а был уверен, что они вот-вот произойдут. Если бы не эта дурацкая каменоломня.
Он проснулся от головной боли. Нестерпимо хотелось в туалет. И хотя все необходимое для лежачих больных в палате имелось, Глеб принял решение во что бы то ни стало доковылять до унитаза на своих двоих. Он с трудом оторвал чугунную голову от подушки и медленно сел. Опять накатила тошнота. Нет, кажется, придется дождаться помощи.
А вот и медсестра. Еще совсем не старая, но изрядно побитая жизнью, с незакрашенной сединой в волосах и лицом, отвыкшим улыбаться. Глаза скрыты за темными стеклами очков.
Стесняясь собственной слабости, Глеб попросил ее помочь ему преодолеть несчастные пять метров, разделяющие койку и дверь туалета. Сестра с явным неудовольствием подставила локоть.
Подняться удалось с огромным трудом. А может, сдаться и воспользоваться уткой, как все? Нет, мы еще поборемся. Они прошли почти три четверти пути до заветной двери, когда силы вдруг окончательно оставили Глеба. Пытаясь удержаться на ногах, он стиснул локоть сестры, но непослушные пальцы стали предательски сползать. Сестра схватила пациента за руку. Едва их ладони соприкоснулись, все и случилось.
Очень странное ощущение. Больше всего это было похоже на то, что чувствует человек, едва пробудившийся от глубокого сна. Было непонятно, он все еще спит или уже бодрствует. Все кругом представлялось каким-то смутным. Звуки приглушены, образы размыты. Ощущение усилилось. Больничная палата потихоньку трансформировалась в какую-то совсем другую реальность.