Часть 1. Le Joueur. Глава 1. Домино
...Старый король умирал. Медленно и крайне мучительно. Метался по широкой кровати, комкал руками дорогие черные простыни, что-то бормотал, вскрикивал, стонал, а в его искаженном болью лице виделось уже нечто нечеловеческое. Лекарь разводил руками - ничего, мол, не могу поделать: запретили. Можно было дать хотя бы настойку мака (1), но сам монарх, будучи еще относительно в здравом уме, действительно запретил. Это казалось странным, но лишь тем, кто не знал короля. Он верил в судьбу, причем говорил всегда именно о судьбе, а не о Боге - это, к тому же, объясняло кислое выражение лица почтенного архиепископа, также наблюдавшего за умирающим. И весь спектакль - лишь высшая мера проявления фатализма: суждено страдать - значит, нужно страдать. Какого-то извращенного фатализма, как всегда казалось маршалу Рене. Он-то сам гораздо больше верил в людей, чем в высшие силы. «Не знаю, что там насчет судьбы, но людей изводить ты всегда обожал, - думал Рене, глядя на старика. - Даже сейчас будто наслаждаешься этим представлением». Этот король сделал его - иллена - маршалом, то есть одним из самых влиятельных людей в королевстве, дав почти неограниченный контроль над армией. И этого же короля хотелось придушить едва ли не после каждого разговора. Маршал терпеть не мог короля. Маршал терпеть не мог смотреть на умирающих. Однако стоял на положенном месте с равнодушным выражением лица, разве что глядел по большей части в потолок - пожалуй, после почти четырех часов этого действа он смог бы и с закрытыми глазами описать всю его отделку, причем, надо сказать, весьма затейливую. Орнаменты, изображения ангелочков и, вероятно, каких-то святых - Рене никогда не был силен в богословии. Маршал видел немало смертей - без этого никак. Правда, после сражений он либо помогал раненым, если это можно было сделать - искусству врачевания он, как и почти все иллены, был обучен, - либо добивал тех, кого спасти не удалось бы в любом случае. Но стоять и смотреть - невыносимо. Не страшно, нет. Просто потом у Рене всегда было такое чувство, будто из него резко, безжалостно что-то вырвали. Убивать и то легче, чем смотреть на того, кто умирает без твоей помощи. И хочется придушить того чертового лекаря, которому, видите ли, запретили. Или добить-таки короля. Хотя разум тут же настойчиво шепчет, что ни того, ни другого определенно делать не стоит. Впрочем, похоже, это он один такой сентиментальный. Вон, министру Риголю совершенно все равно, где обдумывать очередную интригу: здесь или у себя за письменным столом... Рене едва ощутимо поежился. В покоях горел камин, однако он слишком хорошо чувствовал холод поздней осени, царившей за окном. А если закрыть глаза и сосредоточиться на ощущениях, становится понятно, что холод по большей части идет и не с улицы вовсе, а от эмоций толпы сановников, собравшихся здесь... Взгляд возвращается к наследному принцу, Эртиону. Тот присел у самой кровати, держит отца за руку и... плачет. Действительно, слезы катятся по щекам. Пожалуй, только они и есть здесь искренними. Мальчишка. На каких-нибудь года два младше самого Рене, но все равно - мальчишка. Искренний, наивный, благородный. Замечательные качества для человека, но скверные для политика. А какой из советников не мечтает стать королем? Маршал украдкой оглядывает собравшихся вокруг постели короля. Выражения лиц такие же равнодушные - те, кто не освоил искусство лицедейства, не достигают таких высот, - но его, Рене, не обманешь, тем более, секрет прост: глаза выдают. Все эти выжидающие, алчные взгляды. Нет, чтобы Эртион удержался на троне, ему нужна чья-то поддержка. Необходимо повести игру так, чтобы молодой король кому-то из этих ключевых фигур был нужен именно на троне... Маршал поймал на себе тяжелый, оценивающий взгляд Риголя и насмешливо ему улыбнулся - одними глазами. Министр едва не скривился, но вовремя вспомнил, что нужно держать лицо. Рене же усилием воли подавил другую улыбку - торжествующую. Что ж, не зря он был единственным, над кем даже старый король издевался крайне осторожно. Дань жизненному принципу: он сам смеется над кем угодно, но над собой не позволит смеяться никому, будь то король или даже дьявол. Забавно, правда, получается, когда король пытается поступать так же... А ведь старик говорил с каждым днем все более безумные вещи... Может, оно и к лучшему. Умалишенный на троне - вовсе не то, что нужно государству. Но и король-мальчишка тоже. А ему, Рене, не вмешиваться бы в политику... Глядишь, и на своем месте останется: в конце концов, он здесь едва ли не единственный офицер, способный хоть иногда выигрывать сражения, а внешние враги не дремлют. Только одна загвоздка: мальчишка-будущий-король по какому-то причудливому стечению обстоятельств считает его своим другом. Да и он, маршал, к Эртиону... привязан, что ли. Значит, придется что-то делать. Рене снова обводит взглядом комнату. Разумеется, все устали от необходимости стоять и разглядывать стены с постной миной. Вон архиепископ оперся о резной столбик кровати - тот самый с узором в виде герба правящей династии - волка, воющего на луну. Никто не смог бы сказать в точности, почему Риттер Первый Король выбрал себе именно такой герб, но в нем определенно было что-то символическое и даже завораживающее. А если вспомнить, в какую сумму казне обошлась резьба, то и подавно. Возле архиепископа - молодой священник в, как и положено, черном. Он чуть наклонился к кровати и взгляд Рене, привыкшего подмечать даже самые незначительные детали, тут же напоролся на складку на одеянии. Ничего особенного, но только не для того, кто хорошо знает, как прячут оружие под колетом или плащом. Маршал и сам носил кинжалы в потайных карманах, несмотря на то, что ему - единственному из всех дворян или советников - можно было даже к королю приходить со шпагой. Дело дрянь. Священники не носят клинки под одеждой развлечения ради, поэтому дело тут нечисто. Король и так уже покойник, его самого или Риголя явно убили бы в другом месте, значит, Эртион. Но кому это нужно? Риголю? Архиепископу? От прежней почти расслабленности не остается и следа; теперь Рене ловит взглядом каждое движение в комнате. В случае чего, руку священника можно перехватить - стоит он как раз очень удобно. Но это будет скандал, а скандал сейчас никак не нужен. - Король умер, - хрипловатый голос лекаря мгновенно вырвал всех из раздумий, но никто не шевельнулся - лишь священник начал мерно что-то говорить. Рене вновь бросил быстрый взгляд на бледного, как полотно, Эртиона и понял, что это представление пора заканчивать досрочно. И совершенно наплевать, что и кем предписано. Заодно удастся обезопасить... Маршал решительно подошел к теперь уже королю, схватил его за руку и резко дернул вверх, на себя. Эртион даже не воспротивился этому, как и тому, что Рене, растолкав «зрителей», почти потащил его к двери... Риголь смотрит осуждающе, но на это тоже наплевать. С ним разберемся потом. Молодой человек под руки довел новоиспеченного короля до покоев, не забывая оглядываться по сторонам. Ничего необычного не наблюдалось: стены как стены, картины на своих местах, никаких посторонних. Едва переступив порог, Эртион высвободился и мешком упал на кровать. Рене быстро нашел себе стул и сел рядом. Подозрения никуда не делись, но сначала нужно привести в порядок... друга. - Хочешь плакать - плачь, - в глазах маршала появилось что-то, похожее на сочувствие. - Отец всегда говорил, что это недостойно... Нельзя, - прошептал Эртион, невидящим взглядом уставившись в стену. - Сейчас - можно. В конце концов, он был вашим отцом. Молодой король медленно перевел взгляд на маршала. - А твой отец умер? Рене дернулся, будто его ударили. «Ему просто больно... У него отец умер...» Едва ли не с первого дня знакомства он поставил условие: никаких вопросов о его семье, прошлом и личной жизни. До этого Эртион и не спрашивал, а теперь... - Я не знаю, - после минутной паузы очень тихо ответил маршал. Эртион хотел было спросить что-то еще, но передумал: видимо, понял, что это лишнее. Тем временем Рене порывисто встал, пересек комнату и принялся что-то искать в дальнем углу. Наконец извлек откуда-то бутылку вина и два бокала, поставил это все на столик. Откупорил бутылку, налил и протянул один бокал Эртиону, который молча наблюдал за тем, как маршал хозяйничает в его покоях. - Пейте. - Не надо... - Эртион попытался вернуть бокал. - Пейте, говорю, - Рене тяжело вздохнул