Ну, делать нечего — что вижу, то и пою. Хлопья, значит, летят навстречу. Угу. Вообще-то, «хлопья» — слишком красиво сказано. Клочки — это в лучшем случае. «Навстречу составу летели клочки…» М-да. Чего-то, кажется, не хватает. Может, метафоры? На что эта хрень похожа? На снег, пожалуй. «Навстречу составу летели, как снег, клочки тополиного пуха». О, гениально! Уж, во всяком случае, не хуже «наяды».
Так, теперь нужен глубокий смысл. Чтобы от частного воспарить к глобальным проблемам. Какая нынче главная глобальная тема? Миллениум — круче, наверное, не придумаешь. Ладно, почему бы и нет. Итак, погнали:
Ай да Пушкин, ай да сукин сын! Андрей щелкнул пальцами и самодовольно хмыкнул. Мысленно продекламировал еще раз и решил, что надо продолжать в том же духе. Снова оглядел окружающие ландшафты. Овражек, чахлая рощица, извилистая речушка. Не Дон, конечно, но все-таки. Нормально, все пригодится…
Голоса за спиной стали заметно громче. Один из футбольных экспертов поднялся и, пошатываясь, пошел по проходу. «Штук пять бери! „Балтику“, лучше тройку!» — крикнули ему вслед. Ага, подумал Андрей, отлично:
Пока он подбирал рифмы и втискивал их в размер, посланец вернулся со звенящим пакетом. Еще он притащил жареную рыбу самого плебейского вида. Определять сорта на глаз Андрей не умел, но, вспомнив обычный ассортимент общепита, решил, что художественное допущение будет вполне уместно: «В меню у соседей, как водится, хек…» Ну, и каким боком этот кулинарный шедевр теперь привязать к миллениуму?
Да уж, скептически подумал Андрей, пытаясь представить «отрезок круговерти» в строгом геометрическом смысле. Фигня какая-то получилась, скажем со всей писательской прямотой. Скрестил ежа и ужа. Нет, это четверостишье вычеркиваем. И вообще, костер высокого вдохновения уже того… шипит и стремительно угасает.
Андрей приподнял повязку. Узор совсем побледнел и почти вернулся в нейтральное состояние. Ну, что поделать, Некрасова из него не вышло. И Абая Кунанбаева тоже. Страшная вещь — искусство, даже мерцающий обломался…
На станции Евдаково задержались всего минуты на две, и выходить на улицу Андрей поленился. Хотя кое-кто из соседей успел метнуться и закупить еды у местных бабулек, которые атаковали состав как партизаны — колчаковский бронепоезд. Разносолов не наблюдалось, в основном предлагали вареную картошку с укропом. В общем, станция была небогатая. Архитектура тоже не поражала воображение — жемчужиной ансамбля был одноэтажный домик, где находилась касса.
Тем удивительнее смотрелось появление новой пассажирки в вагоне. Она вошла за секунду до отправления и остановилась в проходе. На ней была короткая юбка, туфли на каблуке, а из багажа — небольшая дамская сумочка. Среди плацкартных матрасов незнакомка смотрелась довольно дико — примерно как любовница олигарха, которая вдруг решила проехаться на трамвае. Мужики, сидящие в трениках вдоль прохода, пялились на нее, открыв рот. Барышня прошла мимо них, морщась от специфических ароматов, и остановилась возле Андрея.
— Это сорок первое место? — вежливо спросила она.
— Д-да, — пробормотал Андрей. — Да, наверно. Я на верхнем, сорок втором, а нижнее — сорок первое.
— Вы разрешите?
— Пожалуйста…
Незнакомка села вполоборота к нему, оперлась локтем о столик и эффектно скрестила ноги. У нее было запоминающееся лицо — высокие скулы, чувственный рот и миндалевидные глаза зеленого цвета. Узор на руке не виден — несмотря на жару, девушка была в темной блузке с длинными рукавами.
Старичок на соседней лавке замер, забыв про свою наяду. Судя по отрешенному взору, новые строчки генерировались в рекордных количествах. Андрей молчал, не зная, что говорить. Ценители футбола и пива сориентировались быстрее. Один из них — невысокий крепыш в застиранной майке — подошел, картинно оперся руками на две верхние полки и сообщил: