Последняя беседа по телефону привела Аригу в крайнее раздражение, однако дала ценную информацию.
— Что там стряслось с кабинетом Сабаяси? — размышлял он, глядя на темный, вечерний город.
Он перебрал все политические и экономические события за неделю. Но ни в одном из них не нашел даже намека на что-нибудь существенное.
— Ничего не понимаю, — вернулся к заведующему Ядзуми.
— Пожалуй, пора ехать
—
Ядзуми подскочил как на пружине и поправил на переносице очки с толстыми стеклами.
Ядзуми было уже около пятидесяти — примерно столько же, сколько и Ариге. И должность, бы, неплохая — заведующий коммерческим отделом, но он так и остался робким, начисто лишенным собственного мнения человечком: только и знает что следить за выражением лица начальства. Правда, под началом у заведующего отделом всего два сотрудника. Но на него все равно нельзя полагаться в серьезных коммерческих вопросах — умом не вышел, да и солидности маловато.
— Кроме Исимори, ни одного толкового работника, — сердито проворчал Арига, снял с вешалки висевшее на стене пальто, набросил его на плечи и вышел из редакции, находившейся на пятом этаже. По лестнице он спустился бегом.
У Ариги уже появились первые признаки диабета, и он, чтобы хоть как-то восполнить недостаток движения, предпочитал не пользоваться лифтом. Покачиваясь на ходу, словно кукла ’’дарума”[3], Арига несколько раз повторил: ’’Как там Исимори?” С самого утра ему почему-то не давала покоя мысль о любимом сотруднике.
У Ариги была привычка писать свои статьи по утрам, в постели, лежа на животе, и сегодня кончик карандаша обломился на первом же иероглифе. Каждое утро карандаш выполнял роль гадальной палочки. По тому, обломится грифель или нет, Арига судил, каким будет наступающий день. Он всегда сильно нажимал на карандаш, поэтому остро заточенный кончик частенько ломался. Если это случалось на первой же строчке, день не предвещал ничего хорошего. В такой день чек, выданный клиентом в оплату за объявление, оказывался недействительным или с кем-либо из сотрудников газеты случалась какая-то неприятность. Арига иногда думал, что все его беды начались с той самой первой жизненной неудачи — провала на экзаменах в газете ”Тотё тайме”. В тот день у Ариги тоже сломался карандаш, когда он начал писать статью на заданную тему.
Именно тогда у него впервые появилось это зловещее предчувствие. Оно сбылось — Арига не выдержал экзамен. С тех пор, несмотря на насмешки окружающих, он упрямо придерживался собственного метода гадания о судьбе.
Сегодняшнее гадание предвещало беду. Перебрав в памяти шестерых сотрудников редакции, он вспомнил, что один из них — Исимори — уехал в Фукуоку за материалом. Придя в редакцию, Арига позвонил по междугородному телефону в гостиницу, где остановился Исимори, но связаться с ним не смог, так как тот уже выехал. Мысль об Исимори, как соринка в глазу, беспокоила его весь день.
Спускаясь по лестнице, Арига спросил у шедшего сзади Ядзуми:
— Исимори, кажется, должен быть в редакции завтра днем?
— Он вернется экспрессом ’’Сакура”. Днем, думаю, покажется в редакции...
— А он точно сел на ’’Сакуру”?
— Наверно...
— На твоем ’’наверно” далеко не уедешь. Плохо следишь за сотрудниками! — сорвал Арига зло на заведующем.
У выхода из здания поймали такси.
— В ’’Парк-отель” на Восточной Гиндзе! — приказал шоферу Арига. Поудобнее расположившись ,на сиденье, он скрестил руки на груди, закрыл глаза и задумался. Почему его так беспокоит Исимори? Отчасти, по-видимому, потому, что утреннее гадание предсказало несчастье. Но пожалуй, главным образом из-за того, что Исимори напоминал ему самого себя в молодости.
Что-то есть у них общее в характере. Прямой, честный, горячий и в то же время не прост, трезво смотрит на вещи. Из-за неумения выслуживаться так и не сделал карьеры в солидной фирме.
По радио передавали новости.
Арига прислушался. Скоро зацветет сакура на Хоккайдо, где-то дорожное происшествие, поджог...