Мальчик смотрел в одну точку куда-то в сторону. Казалось, перед ним сейчас всплывают все трудности, которые ему пришлось преодолеть по дороге сюда.
- Тебе кто-то помогал? - Лопырев продолжил свой допрос. Видно было, что воля у паренька несгибаемая.
- Нет, мне никто не помогал. Я сам добрался.
- Зачем?
Мальчик встретился глазами с глазами Лопырева. У него на лице отразилось удивление.
- Я думал, вы и так все знаете. Вы же все знаете. У меня здесь папка. Я хотел его увидеть.
- Мы знаем, конечно знаем, но…
- Зачем тогда спрашиваете? - мальчик перебил Лопырева, - спрашивайте о том, чего не знаете!
- Ты шел сюда пешком?
- И пешком, и не пешком. По-разному шел. Иногда плыл. И вот добрался. Это было трудно иногда, но я знал, что доберусь.
- Кто тебя надоумил отправиться в такой сложный путь? Ты не мог сам. Тебе явно кто-то помогал.
Лопырев никак не мог поверить, что шестилетний ребенок мог пройти тридцать километров пешком, местами - вплавь, и при этом не заблудиться, не умереть, и добраться до нужного места.
Мальчик посмотрел на него теперь уже гневно.
- Вы думаете, что я - тупица? Это потому, что мой отец - преступник?
- Тихо, не кипятись. Я просто… Мне просто кажется, что одному было бы сложно справиться.
- А я и не говорил, что мне было легко.
Лопырев вздохнул.
- Хорошо, значит, ты был один. С кем ты живешь в Ширяевске?
- Один живу. То есть с теткой. Но ее никогда не бывает дома. А если бывает, я ухожу оттуда.
- Она обижает тебя?
- Да что вы заладили, обижает-не обижает! Какая вам разница? Разве что-то изменится, если я сейчас начну вам жаловаться? Отдадите меня в приютский дом? Или себе заберете? А? - он почти кричал.
- Я уточняю то, что мне необходимо уточнять. - Лопырев начал понимать, что перед ним непростой шестилетний ребенок. И его тон стал более сухим и официальным.
- Мне нужен будет твой адрес. Мы отвезем тебя домой при первой возможности. Сейчас тебе нужно будет немного подождать. Может ты чего-то хочешь? Пить?
Молчание в ответ. Смотрит по-прежнему в угол. Лопырев, поколебавшись, сел за стол оформить все, что услышал, в документ. Слышно было в тишине как скрипит авторучка по жесткой разлинованной бумаге.
Мальчик заговорил.
- Что стало с папкой? Я слышал, в него стреляли. Его убили?
- Нет… не убили. Он жив. Пока жив. Стреляли… не то, чтобы в него. А потому что…
- Дисциплина, да, я понял. То есть, в него не попали?
Эти прямые детские вопросы выводили Лопырева из равновесия. Он не мог ему врать, но и всю правду говорить тоже не мог.
- Попали. У него ранение. Он в больнице и ему помогают.
- Сначала стреляют. Потом помогают. Вы странные.
- Тебе не понять, мал еще.
Снова этот быстрый гневный взгляд в сторону Лопырева.
- Он умрет?
- Я не знаю.
Последнее было правдой. Откуда Лопырев мог знать наверняка? Только предположения самого раненого - больше у него ничего не было. Хотя у него все равно оставалось чувство, что он что-то не договаривает. Он продолжал писать. Но вдруг оторвался от документа и вопросительно посмотрел на мальчика.
- Как долго ты просидел под стеной? Ведь ты не знал, когда именно там пройдет строй, и что он вообще пройдет именно там.
- Долго сидел. Я и не знал. Я чувствовал просто, что надо ждать там.
Мальчик крепче обхватил руками ноги, положив подбородок на колени. Лопырев завис на полминуты, разглядывая его. Чувствовалась в нем какая-то сила, которая не позволяла взрослому задавать ему лишних вопросов. Сила и что-то еще… Суровость, несвойственная детям. Отсутствие наивности. Лопырев вернулся к своей работе. Писал долго, изредка поглядывая на мальчика, и вскоре начал замечать, что тот клюет носом на неудобном стуле, не меняя позы.
Бумага готова. Надо отнести ее к Перевалову. Мальчика он еще минуту назад собирался отвести туда же, но вид уставшего сонного ребенка, неизвестно сколько времени пробывшего в условиях суровой природы, заставил Лопырева передумать и поискать глазами более удобное место для его отдыха. Ничего из мягкой мебели у него в кабинете не было, но какое-то подобие кушетки стояло в коридоре и можно было уложить его там. Правда, нельзя было оставлять его без присмотра, тот легко мог убежать, спрятаться, а повторной потери ребенка на территории ему бы не простили. Лопырев подошел вплотную к спящему мальчику, удивляясь, как тот умудрялся не свалиться со стула, и поднял его на руки. Тот оказался очень легким, как пустотелый сосуд. Только сейчас Лопырев подумал о том, что мальчик, возможно, не ел несколько суток. Мысленно укорил себя за позднюю сообразительность, и вышел с ним в коридор. Кушетка стояла неподалеку.