Август, воскресенье, вечер
Глава 1
Горячее солнце лезет в глаза и назойливо гладит по щеке. Я нашариваю на прикроватной тумбочке телефон, сверяюсь со временем и, выдохнув, снова утопаю затылком в мягкой подушке.
За окном колышутся узловатые ветви яблонь с набухшими зеленоватыми почками, в лоскуте насыщенно-голубого неба парят черные птицы и медленно проплывают кучевые облака. Несмотря на раннее утро и понедельник, по венам курсирует неведомая, бодрящая энергия — день просто обязан дать мне возможность восстановить равновесие, утраченное накануне.
В доме царит тишина, но я все равно мучительно к ней прислушиваюсь и молюсь, чтобы ничто ее не нарушило.
Но на улице вдруг раздается хриплый, пронзительный крик петуха, и у меня холодеет душа.
— Только тебя, чучело пернатое, нам не хватало!.. — я вскакиваю и захлопываю раму, но, сколько ни вглядываюсь в заросшие сухим хмелем завитки соседского забора, разобрать ничего не могу. Прооравшись, невесть откуда взявшийся петух затыкается, дом опять погружается в благостное безмолвие.
Набрасываю халат и на цыпочках крадусь в ванную. Мама спит на диване в гостиной — скомканный плед наполовину сполз на пухлые бумажные пакеты с логотипами дорогих магазинов, сваленные на полу.
Из родительской спальни доносится раскатистый храп и смрад — вчера вернулся отец, он пробудет у нас до самого вечера, и вся моя беззаботность вмиг улетучивается.
Забрав пару пакетов, я осторожно закрываюсь на защелку, тонкой струйкой пускаю теплую воду, умываю заплаканное лицо и, задумчиво уставившись в зеркало, долго-долго чищу зубы и расчесываю волнистую каштановую шевелюру.
Подарки отца — фиолетовый свитер из кашемира и темно-зеленая клетчатая юбка — садятся как влитые, но, если бы мне дали возможность выбирать, я бы купила для себя что-то другое. А их бы и вовсе не приняла.
На ходу запихав в рот бутерброд с сыром и колбасой, влезаю в серое пальто и ботильоны и, подхватив сумку, выбираюсь на теплый, пахнущий талой водой апрельский воздух.
У калитки ждет верный Илюха — помятый и всклокоченный, ветровка расстегнута, левый рукав вымазан в грязи. Он жует жвачку и болезненно морщится от солнца, но, завидев меня, застывает с открытым ртом, краснеет как рак и бубнит:
— Привет, Ходорова! Ты как всегда… сногсшибательна.
Обхожу отцовский джип, припаркованный прямо на вымощенной камнем дорожке и тяжко вздыхаю:
— Спасибо, Рюмин! К сожалению, о тебе того же сказать не могу.
— Да уж… Допоздна помогал дядьке в гараже, потом с пацанами посидели. А потом этим лохам с хутора нормально так навешали. Чтоб боялись! — Илюха плюет на грязное пятно, пробует оттереть и тут же настораживается. — Лер, глянь-ка, там кто-то живность завел. Неужто Брунгильде полегчало?
Проследив за его взглядом, я становлюсь на цыпочки и снова всматриваюсь в глубины соседского двора но, кроме полоумного петуха и пары кур, никого не нахожу.
— Да непохоже… Может, это сиделка постаралась?
Илюха пожимает плечами и трогается с места. До первого урока остается пятнадцать минут, и мы ускоряем шаг.
Илюха достает телефон, наводит на меня камеру и засыпает дурацкими, каверзными и смешными вопросами. Он вечно все снимает — «ведет свою летопись» и собирается когда-нибудь смонтировать фильм о нашей жизни.
Отвечаю в тон и звонко хохочу, и близняшки из девятого с завистью и ужасом оглядываются.
Несмотря на склонность к полноте, глубоко посаженные глаза и мелкие темные кудряшки, Рюмин считается первым парнем в поселке Сосновое — он веселый, отмороженный и без лишних раздумий пускает в ход кулаки. По нему сохнут девчонки со всей округи, однако меня с ним связывает крепкая, проверенная временем дружба.
За выходные снег окончательно растаял, теплый ветер треплет волосы, взвивается ввысь и бьется в кронах вековых сосен. В домах вдоль центральной улицы кипит жизнь: хозяйки начищают окна, звучат хиты попсовой радиостанции, гремят цепями дворовые собаки, плачут дети, которым предстоит поход в детский сад.
Впереди белеют стены православной церкви, а рядом с ней притулилась наша ветхая кирпичная двухэтажная школа.
Время в Сосновом будто не движется, здесь никогда ничего не случается и не меняется — однако из ряда вон выходящее событие две недели назад все же произошло. Нашу директрису Анну Игнатовну, ту самую Брунгильду, энергичную и еще не старую, прямо на рабочем месте разбил инсульт — теперь она лежит дома парализованная, и дважды в день к ней приезжает соцработник из Задонска. Поговаривают, что дела у Брунгильды плохи, к работе она уже не вернется, значит, в следующем году из районного бюджета не выделят средства на школьный ремонт.