Потихоньку стали «скакать» и машины, пилотируемые курсантами ЧВВАУЛ. Но что такое настоящий «КОЗЕЛ» в исполнении МиГ-23, в училище узнали 27 июля 1978 г. Была пятница, на учебном аэродроме Певцы шли обычные полеты. Во второй половине дня место в кабине самолета с бортовым номером «75» занял сержант Золотарев, тобишь ваш покорный слуга. Это был мой одиннадцатый самостоятельный вылет на МиГ-23. Практически сразу стало понятно, что на самолете плохо работает САУ, но должного впечатления этот факт на меня не произвел – ведь в тот день три курсанта на этом борту уже отлетали. И потом, на наших МиГах постоянно что-то отказывало, а РЛС на них вообще не работали, более того, многие блоки станций были демонтированы и заменены еще в боевом полку весовыми компенсаторами, если так можно назвать всевозможный металлолом, который техники загружали в отсеки радаров. На этой машине они использовали старые токарные резцы, причем, не очень усердствовали с подбором нужной массы, и в итоге балласт получился на 20 кг легче требуемого. Но это выяснилось потом, а пока после успешного выполнения задания в пилотажной зоне я стал выполнять посадку. Перед самым касанием ВПП, при положении РУДа на «ЗМГ»*, ручка управления резко пошла назад. Я воспринял это как отказ САУ, отключил автоматику и, парируя кабрирование, резко дал ручку вперед. После этого МиГ-23 начал «козлить» и управлялся почти как танк. Скачок – нос самолета вверх – ручка от себя до упора. Нос вниз – ручка на себя, снова до упора… Тангаж колебался в пределах ±5-15°. Крен парировался, в основном, энергичной работой ног, т. е. рулем поворота. Ин-терцепторы были неэффективны. Во время очередного прыжка, когда самолет поднялся метров на 5, по команде руководителя полетов (РП) я выпустил тормозной парашют. Минимальная скорость, какую отметил, составляла 230 км/ч. Самолет вяло, но управлялся. Энергично работая педалями, выбрав ручку на себя до упора, попытался без кренов и скольжения досадить машину. Казалось, МиГ сейчас ударится о бетон, и от него в лучшем случае отвалятся все стойки шасси. Но за мгновение до касания полосы я сунул РУД вперед до «максимала». И, дай Бог, здоровья конструкторам Р-27Ф2-300 – двигатель, рявкнув, погасил громадную вертикальную скорость! Самолет не очень сильно приложился сложенным подфюзе-ляжным гребнем к бетонке. Наблюдавшие со стороны говорили потом, что это напоминало касание громадного точильного круга, высекшего сноп искр. Затем машина плюхнулась на все три колеса (с незначительным опережением на основные) и с небольшим скольжением сошла на грунт. Как говорится: «Самолет цел, летчик жив – посадка удалась!»
Расследование установило, что произошел прогрессирующий «козел», чему способствовали: повышенная посадочная скорость, попутный ветер до 7 м/с, высокая температура наружного воздуха, отказ САУ, преступная халатность инженерно-технического состава и, конечно же, недоученность летчика. Когда на совете училища один из членов комиссии по расследованию ОПЛП** летчик-испытатель (он курировал программу обучения курсантов на МиГ-23) спросил меня, как сообразил, что на малой скорости самолет хорошо управляется по крену педалями, и тем более догадался вывести обороты на «максимал»? Почему в конце концов не катапультировался? Я честно ответил, что сработали приобретенные до училища навыки. Летая в ДОСААФ на Як-18, приходилось выполнять т. н. «штопорный переворот», и машина при этом, в основном, управлялась педалями, а если требовалось погасить на выравнивании большую вертикальную скорость – самолет следовало «поддуть», добавив газу. Что касается третьего вопроса, то мой ответ был трагически прост: «Забыл…». Воистину, более чем справедлива расхожая среди летчиков-инструкторов шутка: «Курсанта, знающего, что он не умеет летать и летит самостоятельно, надо представлять к званию Героя Советского Союза. Инструктор, ведающий о способностях своего ученика и выпускающий его самостоятельно, достоин быть дважды Героем».
* Земной малый газ. (Прим, ред.)
** Опасная предпосылка к летному происшествию. (Прим, ред.)
Через неделю, когда после серии контрольных полетов на «спарке» «козлист» № 1 успешно летал самостоятельно, при фатально схожих обстоятельствах (тоже пятница, «попутняк» 5-7 м/с, жара, повышенная посадочная скорость…) в училище произошло второе аналогичное происшествие. Его спровоцировал серьезный отказ техники – в конечной фазе выравнивания самопроизвольно убрались закрылки! «Козел» получился полускоростной и мог закончиться трагически: самолет скакал повыше, да и вертикальная скорость оказалась поболее. На третьем прыжке, когда МиГ с выпущенным тормозным парашютом скользнул на крыло, курсант Н. Николенко принял первое «единственно грамотное» решение – катапультироваться. Бросив ручку управления, он «мужественно» закрыл глаза и потянул держки кресла. Раздался выстрел пиропатронов, сбросивших фонарь, и курсант инстинктивно прекратил тянуть держки (не потому ли иногда в катастрофических ситуациях летчикам не хватает 1-2 секунд). Затем он открыл глаза и принял второе «единственно грамотное» решение – не катапультироваться! За это время самолет снесло на грунт и притерло. Продвинувшись еще метров 50, он остановился: без передней стойки, с подломленными основными, весь истекающий гидрашкой, будто в агонии, жадно глотающий воздухозаборниками работающего на малом газу двигателя траву, кустики полыни и всю прочую растительность.
Николенко, видя необязательность своего присутствия в кабине «МиГаря», бодро отстегнул привязную систему и по всем правилам аварийного покидания самолета на земле перемахнул через лобовое стекло. Бросившись бежать от машины, он некоторое расстояние преодолел на корточках, а потом понесся со скоростью, напоминавшей перемещения героев немого кино. Дальше – больше. Подбежавшие к лежащему самолету курсанты, техники, инструкторы (причем, техники и курсанты с огнетушителями), увидев взведенное кресло, работающий двигатель, подозрительные дымки за соплом и в районе 4-го бака, с такой же скоростью устремились прочь, справедливо опасаясь взрыва. Так бы оно, наверное, и случилось, не подоспей инженер полка подп-к Королев – человек, познавший цену жизни под американскими бомбежками во Вьетнаме, который выключил двигатель.
Комиссия по расследованию сначала не поверила, что закрылки могли убраться самопроизвольно. Курсанта принялись терзать объяснительными, но пока он страдал, самолет все же поставили на «козелки» и стали гонять. Отказ проявился только на второй сотне «выпусков-уборки» закрылков. Они полностью убрались на 37 секунде после нажатия кнопки в режим «посадка»!
Следует отметить, что в целом конструкция МиГ-23 достойно перенесла оба происшествия. В первом случае на самолете был поврежден подкос правой стойки шасси и оторвана поворотная часть подфюзеляжного гребня. Машину восстановили, но дальше эксплуатировать не стали. На ней сделали один полет по кругу, а затем поставили на площадку музея авиационной техники Черниговского ВВАУЛ. Самолет получил другой бортовой номер – «01», с которым он красуется и по сей день. Во втором случае МиГ тоже отремонтировали, но поднять его в воздух не рискнули: самолет был «облетан» методом «обруливания».*
Однако наши курсанты не ограничились двумя попытками испытания МиГа на прочность. В это трудно поверить, но в очередную пятницу… Далее, как вы уже догадываетесь: при попутном ветре 5-7 м/с, повышенной температуре наружного воздуха и скорости планирования на 30 км/ч больше… Автором третьего печально знаменитого «козла» стал курсант 3-го курса Васильчишин Женя, которому просто чудом удалось пережить это приземление. После касания ВПП с малым посадочным углом летчик «ткнул» передним колесом, желая прижать самолет к полосе. В этот момент дожались закрылки**, и машина, как мячик, отскочила